Герои и подвиги. Кн. 4. Саратов, 1978.
А. Захаров
ОГНЕННАЯ ЗЕМЛЯ
"Есть в Земетчинском районе небольшая деревенька с ласковым названием Песчанка. Окруженная сосновыми лесами, озерами, она представляет собой один из тех милых русскому сердцу уголков, которыми так богата наша Родина.
Здесь Ваня Воронков окончил семилетку, работал в колхозе «Труд». В 1935 году, когда ему исполнилось семнадцать, поехал в Москву. Строил в столице мосты: Устинский, Краснохолмский, Москворецкий, Крестовский...
В 1938-м Воронков был призван в Красную Армию, служил пограничником до 1941 года. С началом войны его послали на учебу в военное училище имени С. М. Кирова в город Орджоникидзе. После училища лейтенант Воронков был направлен на Южный фронт – командиром взвода автоматчиков.
...Шла осень 1943 года. Наши войска, прорвав сильно укрепленные позиции так называемой «Голубой линии», 16 сентября освободили Новороссийск, затем Анапу, Тамань, Темрюк... Враг поспешно отступал. 9 октября командующий 56-й армией генерал-лейтенант А.А. Гречко‚ доложил Военному совету Северо-Кавказского фронта: «Таманский полуостров... полностью очищен от немецких оккупантов».
Противнику удалось эвакуировать с Тамани в Крым часть своих дивизий. В это время войска 4-го Украинского фронта вели тяжелые бои за Мелитополь. Чтобы сковать силы 17-й немецкой армии в Крыму, не дать врагу возможности использовать их против войск 4-го Украинского фронта, Ставка 12 октября дала директиву Северо-Кавказскому фронту подготовить крупную десантную операцию по захвату плацдарма в районе Керчи.
Германское верховное главнокомандование, придавая исключительно важное политическое и стратегическое значение сохранению Крыма в своих руках, потребовало от своих войск удержать его любой ценой. Для подкрепления из Италии были переброшены значительные силы транспортной авиации. Немецко-фашистское командование создало мощные оборонительные укрепления не только на перешейке, но и на берегу Керченского пролива‚
Военный совет Северо-Кавказского фронта обратился к войскам с воззванием. «Вы одержали огромную победу‚ — говорилось в нем, — очистив полностью Кубань и Кавказ от проклятого и подлого врага. В борьбе с фашистскими палачами вы показали чудеса храбрости, героизма и самоотверженности... Перед вами стоит вторая, не менее ответственная и не менее важная задача — ворваться в Крым и очистить его от немецко-фашистских захватчиков... В данный момент самое главное и важное — форсировать и преодолеть Керченский пролив».
...Песчаная коса Чушка. Она тянулась вдоль побережья Керченского полуострова на 18 километров, как бы образуя недостроенный мост через пролив. Немцы ожидали нападения советского десанта отсюда и усиленно укрепляли свои позиции здесь.
Но наше командование разработало иной план своих действий. Чтобы не дать противнику определить направление главного удара, решено было высадить тактический десант в районе Эльтигена (южнее Керчи). Этот маневр был проведен ночью 1 ноября, в результате чего отважные бойцы к утру захватили небольшой плацдарм. Враг бросил против десантников пехоту и танки. Завязался жаркий бой. До двадцати контратак отбили в первый день советские воины.
Через двое суток был нанесен главный удар севернее Керчи, около села Маяк. Части 2-й гвардейской стрелковой дивизии 11-го гвардейского стрелкового корпуса 56-й армии, используя десантные средства Азовской военной флотилии и Черноморского флота, в ночь на 3 ноября успешно форсировали Керченский пролив и овладели плацдармом...
В составе 1-го гвардейского стрелкового полка в форсировании Керченского пролива и захвате плацдарма принимал участие и наш земляк И.С. Воронков.
Вспоминая о тех днях, Иван Семенович как-то сказал:
— Это была огненная земля...
… Части 2-й гвардейской Таманской стрелковой дивизии готовились к форсированию пролива тщательно и долго. Тренировка шла в условиях, максимально приближенных к боевым. Почти ежедневно гвардейцы на мотоботах выходили в море, прыгали в воду и, выйдя на берег, «штурмовали» укрепления, вели «бои» в глубине обороны...
31 октября в дивизию прибыл начальник штаба фронта генерал-лейтенант Ласкин. Он сообщил командованию о том, что в соответствии с планом десантной операции 2-я гвардейская должна высадиться севернее Керчи.
...За несколько часов до начала операции в роте старшего лейтенанта Воронкова состоялось открытое комсомольское собрание. Все воины поклялись выполнить боевое задание во что бы то ни стало. На собрании выступил и сержант Плугарев, комсомольский вожак роты:
— Клянусь перед лицом своих товарищей, что не сделаю ни шагу назад, буду идти только вперед.
Его поддержали все бойцы.
В ночь на 1 ноября 1-й и 6-й гвардейские стрелковые полки погрузились в Темрюке на мотоботы и направились к Керченскому проливу. На море разъяренно бушевал шторм, огромные водяные валы то и дело угрожали перевернуть легкие суденышки.
Командование вынуждено было отдать приказ о возвращении десанта.
Шторм неистовствовал двое суток. К вечеру 2 ноября море несколько успокоилось. Вечером гвардейцы вновь приготовились к форсированию Керченского пролива.
С моря дул «свежачок», насыщенный осенней сыростью. Косые лучи заходящего солнца окрашивали бурые воды лимана Курчанский в неестественно красноватый цвет, похожий на кровь.
Воронков сложил карту, убрал ее в планшет и, застегнув ворот гимнастерки, коротко сказал замполиту:
— Мне пора к командиру полка... А ты займись своим делом.
Старший лейтенант Воронков считался в полку одним из самых молодых командиров рот: ему не было и двадцати пяти. И одним из боевых офицеров. Имел он уже два ордена — Отечественной войны II степени и Красной Звезды. Обе награды, как об этом записано в характеристике, — «за успешное выполнение боевых операций по освобождению Новороссийска и Анапы».
В небольшой штабной комнате при тусклом освещении собрались командиры батальонов и рот. На стене большая карта Таманского полуострова и Крыма. Командир полка гвардии полковник Поветкин, значительно похудевший за последние дни, доводил обстановку и приказ на десантную операцию. Говорил скупо, отрывистыми фразами. За каждым словом угадывалось волнение.
— Не стану скрывать, бой предстоит тяжелый... — Поветкин выдержал паузу. — На полуострове, по данным разведки, около восьмидесяти пяти тысяч боевого состава 17-й немецкой армии, сорок пять батарей, в том числе есть 210-миллиметровые орудия. Надо еще учесть минные поля в проливе, сторожевые катера. Задача состоит в том, чтобы подойти к берегу до наступления рассвета, неожиданно и решительно атаковать противника. Все остальное каждому хорошо известно.
Полковник обвел взглядом присутствующих. Могло показаться, что он ждет их вопросов. Но хорошо знавшие своего опытного командира офицеры читали в глазах Поветкина другое. Он мысленно «благословлял» каждого, отдавая себе отчет, что им придется очень и очень тяжко. А вместе с ними и ему.
В напряженной тишине вдруг раздался голос:
— Товарищ гвардии полковник, разрешите идти на головном катере.
Это сказал гвардии старший лейтенант Воронков. Командир полка испытующе посмотрел на него: коренастый, подтянутый, с живыми, веселыми глазами на энергичном лице, волевой, несколько тяжеловатый подбородок — таков был пока еще мало известный Поветкину молодой командир роты.
— Подойдите ближе к карте, — предложил полковник.
Воронков, поняв, зачем зовет командир, отшутился:
— Я отсюда всю карту до последней точки вижу. На зрение пока не жалуюсь, товарищ гвардии полковник.
— Хорошо, — только и сказал Поветкин. И было не ясно, то ли это «хорошо» следует отнести на счет отличного зрения офицера, то ли он этим одобрял инициативу старшего лейтенанта – идти на головном катере.
Комполка как бы взвешивал все «за» и «против». Шли томительные секунды. Наконец Поветкин, обратившись к начальнику штаба, сказал: «Пусть будет так. Парень не подведет».
Воронков в душе ликовал...
Заканчивались последние приготовления. Грузились ящики со снарядами, патронами и гранатами, пулеметы системы «максим» и «ручники». Воины-десантники запаслись на всякий случай пробковыми поясами: мало ли что может случиться в море, где то и дело попадаются мины и рыскают торпедные катера немцев, выискивая жертву.
Сигнал — две зеленые ракеты — был подан уже в темноте. Застучали по трапам сапоги. Воронков занял место рядом с командиром катера, чтобы можно было лучше обозревать море.
Как назло потянул и непрерывно усиливался штормовой ветер, небо заволакивало серыми тучами. Катер бросало то вправо, то влево. После первого часа нескольких солдат затошнило: морская болезнь вступила в свои права. Воронков пристально следил за водной поверхностью: чего доброго, можно было наскочить на какую-нибудь случайную мину. В темноте, даже с близкого расстояния, трудно было что-либо заметить. «Нет, на суше все-таки куда проще», — размышлял комроты.
Ему вспомнилась ночь, когда он со своей ротой брал станицу Кирилловку, недалеко от Новороссийска. Под покровом темноты, и в немалой степени благодаря ей, рота штурмом преодолела сопротивление немецкой обороны и, взаимодействуя с танками, неудержимо ворвалась в станицу. Тогда было все ясно... «Как знать, может, верно, что рожденному для пехоты плавать боязно», — пошутил про себя старший лейтенант...
В это время Воронков обратил внимание на одного из солдат, который как-будто что-то искал на палубе.
— Потерял что? — спросил он.
От неожиданности боец вздрогнул, сразу же распрямился. Воронков узнал в нем «новенького» из того пополнения, которое дали ему накануне операции.
— Я, товарищ старший лейтенант, сапоги вот обматываю шнурком... - виновато ответил солдат.
— Это еще зачем?
— Чтоб не промокнуть, когда вылезать будем...
Воронков где-то в глубине души жалел этих молодых и неопытных солдат. Вчерашние деревенские хлопцы, еще не успевшее по-настоящему понюхать пороху, чем-то напоминали ему самого себя, когда ему было столько же, восемнадцать-девятнадцать.
— Кто тебя научил? — спросил Воронков, не скрывая улыбки.
Солдат оживился.
— Батя, на лиман когда осоку косить ходил, тоже шнурком сапоги обвязывал. Казацкие галифе промочит, а ноги — сухие.
— Сам то ты родом из каких краев?
— С Кубани.
— А батя твой — где сейчас? Жив ли?
Лицо солдата как-то сразу сникло.
— Фашисты проклятые убили, в сорок первом...
— А мать?
— Маманю тоже... В бомбежке... — голос его дрогнул и осекся...
Воронков чиркнул спичкой. Они закурили.
Штурмовая группа, состоящая из катеров и мотоботов, шла плотным строем. На головном десантном судне находились командиры полков П. Г. Поветкин и В. С.Александровский. Здесь же был заместитель редактора дивизионной газеты «Гвардейское знамя» капитан Н. И. Камбулов‚ ныне писатель. Недалеко, на одном из впереди идущих катеров, о предстоящих боях делились соображениями начальник политотдела дивизии полковник В. М. Пилипенко и командир батальона майор А. Т. Слободчиков.
Вдруг сильный взрыв подбросил катер. Он резко накренился и через минуту-другую потерял ход.
В едва различимой мгле Воронков заметил, как к нему сразу же направился соседний катер. Раздался возглас: «Принимай!» И конец каната лег на палубу потерпевшего аварию суденышка.
«Не дотянут, — подумал комроты. — До берега осталось не более трехсот метров». И в это время, словно молния, сырую предрассветную темень резанул пучок света берегового прожектора. Он пробежался вправо, затем влево и, поймав катер, впился в него намертво. Следом вспыхнул второй прожектор, за ним третий, четвертый... Один за другим они высвечивали катера и мотоботы, помогая своим батареям выбрать цель.
— По прожекторам — огонь! — приказал Воронков пулеметным расчетам, заблаговременно расположившим он в носовой части катера. Раздались две длинные очереди, и один из прожекторов потух. За ним погасли еще два.
Враг неистовствовал. Видя, как неумолимо сокращается расстояние между бешено несущимися катерами и берегом, противник открыл огонь из дотов, сразу обнаружив свою огневую систему. С торпедных катеров незамедлительно грозно ответили крупнокалиберные пулеметы. Некоторые доты смолкли.
Не теряя ни секунды, десантники устремились к берегу. Раздалось мощное «ура». Солдаты смело прыгали в воду и, стреляя на ходу, занимали первые метры суши.
В самый напряженный момент боя, когда, казалось, не было сил удержать захваченные рубежи, на помощь десанту прилетели истребители Ла-5 и штурмовики Ил-2 с пятиконечными звездами. Они «утюжили» побережье, сея среди фашистов смерть и панику.
Рота Воронкова отражала одну яростную контратаку за другой. Вначале немцы рассчитывали сбросить наших воинов в пролив ураганным пулеметным и минометным огнем. Не получилось. Гвардейцы упорно расширяли отвоеванный плацдарм. Тогда против них бросили танки и бронетранспортеры. В ход пошли гранаты. И немцы, понеся потери, снова отступили.
В это время к Воронкову из штаба полка пробрался связной.
— Тяжело ранен командир вашего батальона! — доложил он. Солдат был бледен и от волнения, и от усталости. — Почему не отвечаете по рации? Командир приказал стоять до последнего.
— Как дела у соседних рот? — спокойно спросил Воронков. — Связь нарушена, потому и молчу...
— У всех большие потери. Что передать в штаб полка?
И Воронков принял решение:
— Передайте: командование батальоном принимаю на себя. Прошу связь и противотанковый огонь. Все. Бегом марш!
Контратаки возобновились. С прибрежной высоты, не смолкая, били ручные и станковые пулеметы, ползли бронированные машины врага. Кругом рвались снаряды и мины.
Над батальоном нависла угроза окружения. Тогда Воронков отдал приказ сержанту Плугареву, заменившему убитого комвзвода:
— Перебросьте своих ребят на правый фланг. Стоять насмерть! Противник не должен пройти к берегу.
Умело используя рельеф местности, Плугарев с автоматчиками броском выдвинулся на указанную позицию и открыл огонь: дробно застучал ручной пулемет, затрещали автоматы. Фашисты рассыпались по высотке, залегли в нерешительности. Но вскоре, поняв, что перед ними небольшая группа русских, они снова устремились вперед. Шли быстро во весь рост, крича и стреляя, стремясь сломить остатки нашего взвода. Плугарев подпустил немцев вплотную и вновь открыл огонь. Неся урон, гитлеровцы дрогнули и начали отходить.
— И шнапс не помог гансам, — крикнул комбат. — А теперь за мной, гвардия! — Воронков выскочил из траншеи, за ним поднялись в атаку остальные десантники-гвардейцы. Ни свист пуль, ни фырканье осколков не могли остановить их порыва.
Воронков, услышав рядом тяжелое дыхание, бросил взгляд влево: бежал тот, с Кубани, что перевязывал еще на катере сапоги шнурком, чтобы не замочить ноги, Воронков узнал его лицо с трудом: начисто исчезло добродушное выражение — ярость и решительность были написаны теперь на нем...
— Ты что же это, кубанский казак, попэрэд батьки, в пэкло лизышь! — крикнул Воронков не без гордости за своего солдата. — После атаки... медали лишу тебя,— пошутил он.
После боя было другое: принесли смертельно раненного солдата. У него выше ремня растеклось большое кровяное пятно. Командир склонился над ним.
— А-а... товарищ комбат, — вполголоса произнес умирающий. — За маманю и батю я отомстил. За нашу Кубань тоже. А вот медаль вашу не успел получить. Я вас еле-еле догнал... Хотел рядом штоб, на случай подмогнуть вам, в общем... — легко скрипнул от боли зубами и умолк.
Воронков накрыл его шинелью: «Будет тебе, солдат, медаль».
В этом бою И. С. Воронков проявил недюжинную храбрость. Дважды вступал в рукопашную, и всякий раз немцы в страхе отступали. Когда кончились патроны в его автомате, он подобрал трофейный и в упор расстреливал атакующих фашистов.
Солдаты следовали примеру своего командира. Обстановка сложилась неимоверно тяжелой: впереди — озверелый враг, позади — море. Но воины не дрогнули. Измотав контратакующих в обороне, они перешли в наступление.
И вел их бесстрашный комбат. Плацдарм на Керченском полуострове расширялся с каждым днем. Батальон Воронкова на следующий день овладел важной высотой с отметкой 175,0 и поселком Биксы. Это способствовало вводу в бой подходивших свежих сил полка.
Всего в боях за крымский плацдарм личный состав батальона истребил сто двадцать немцев, девятнадцать взял в плен, захватил два зенитных орудия, три станковых и пять ручных пулеметов, прожектор и другую технику.
Большую помощь десантникам оказали партизаны. Они били по тылам немцев, господствовали на всех горных дорогах Крыма.
Подвиг, который совершил батальон Воронкова, вошел золотой страницей в историю 2-й гвардейской стрелковой дивизии. Он описан в книге «Гвардейская Таманская», посвященной героям - таманцам. О нем рассказали в свое время газеты «Красная звезда», «Комсомольская правда». Этот подвиг сохранен для потомков в истории Великой Отечественной войны.
За героизм и мужество, проявленные при овладения восточным берегом Керченского полуострова, И. С. Воронков был представлен к званию Героя Советского Союза.
***
Славный боевой путь прошел наш герой-земляк Иван Семенович Воронков. Вместе с гвардейской Таманской дивизией Воронков гнал фашистского зверя вплоть до его логова.
Поэт рядовой В. Костиков сложил о своей дивизии песню, в которой есть строки:
Недруга с земли родной
Гнали днем и ночью...
И поход закончили
В Пруссии Восточной.
Иван Семенович длительное время жил в Москве.
Каждый год смотрел военные парады на Красной площади, в которых участвовало уже молодое поколение таманцев. Смотрел и живо вспоминал былые походы, сражения гвардейцев-таманцев сороковых годов...
В 1975 году Иван Семенович Воронков скончался. Память о нем сохраняют благодарные потомки."
