64 года спустя после своего рождения немец Герд Майер узнал судьбу своего отца, погибшего в лагере Зандбостель
6 мая 2011

Статья была опубликована в газете «Республика»
http://www.gazeta-respublika.ru/article.php/36680

В «Дыме Отечества» уже неоднократно упоминалось название небольшого немецкого городка Витцендорф. Именно там, на кладбище советских военнопленных, минувшим летом появилась памятная плита от Республики Коми.
Ее отвезла в Германию и установила народная делегация, куда входили наши землячки – дочери и внучки покоящихся на этом кладбище коми солдат, считавшихся до последнего времени пропавшими без вести в годы Великой Отечественной войны. Поездка по местам бывших лагерей и кладбищ военнопленных вместила множество поразительных, волнующих открытий и встреч. Одна из таких встреч произошла в Витцендорфе, возле мемориала советским солдатам. И хотя она не касалась судеб наших земляков, никого из членов нашей делегации не оставила равнодушным.

Семейное табу
Стройный, элегантный мужчина медленно обходит немногочисленные памятные плиты на русском кладбище в Витцендорфе. На кладбище, со всех сторон «огороженном» зелеными купами деревьев, кроме нас, делегации из Коми и приехавших из Гамбурга православных священнослужителей, никого нет. Только этот незнакомый человек. Кто он, что его привело в этот незаметный, тихий уголок?
Священник Сергий Бабурин, приехавший по нашему приглашению на Витцендорфское кладбище совершить литию по коми солдатам, коротко рассказывает, кто же он, привлекший наше внимание незнакомец. «Он – немец, сын русского военнопленного. Его отец какое-то время после пленения находился здесь, в лагере Витцендорфа. Затем его перевели в другой лагерь, в Зандбостель, под Бременом, где он и умер». Не познакомиться с человеком такой необычной судьбы мы не могли. Знакомство на кладбище продолжилось беседой в отеле, где мы остановились на время пребывания в этом немецком городке. А затем все последующие месяцы длилась переписка по электронной почте.

Герд Майер
Герду Майеру, так зовут нового знакомого, 65 лет. Он рассказывает о себе: «Я родился в ноябре 1945 года, после окончания войны. Появился на свет в крестьянской семье, в маленькой деревне в 80 километрах от моря, в округе Бремерфёрд. Моя мать была одной из дочерей хозяина поместья, моего деда. Недалеко от нашей деревни в годы войны располагался большой лагерь для военнопленных Зандбостель. Уже намного позже я узнал, что через него прошло около миллиона военнопленных солдат. О бесчеловечном содержании русских солдат в этом и в других лагерях теперь знают все.
Я знаю сейчас и то, что  мой отец был доставлен в Зандбостель и через какое-то время определен для работы в хозяйство к бауэру. Так он появился на крестьянском дворе моего деда.
В деревне в то время проживало около 150 человек. Для военнопленных, работавших в хозяйствах, был выстроен специальный барак. Утром военнопленных доставляли на определенный крестьянский двор, а вечером обратно водворяли в этот барак.
Когда отец попал в хозяйство деда и долго ли он там работал, точно сказать не могу. Знаю лишь, что между моей матерью и русским военнопленным возникло взаимное чувство. Мама стала ждать рождения ребенка. А отец сильно заболел. После чего его обратно отправили в лагерь. Он даже не смог узнать, что должен был появиться я. А вскоре умер.
Долгое время я абсолютно ничего не знал об отце. Мать никогда не говорила о нем. В послевоенные годы разглашать такие тайны было небезопасно. Да и потом, позже, на подобные факты было наложено табу. Лишь в 23 года, будучи студентом, я узнал, что у меня русский отец. Но от взрослых членов нашей семьи я перенял это табу и никаких расспросов, поиска сведений об отце много лет не предпринимал».

Герд Майер (в центре) на кладбище советских военнопленных в Зандбостеле. 2010 год.

Русская бабушка из Старой Молнии
Герд Майер продолжает: «После женитьбы узнать хоть что-то об отце сподвигла жена: «Ты должен знать, кто твой отец. Расспроси же свою маму!» Но мама от этих разговоров уклонялась. Ее можно понять. В войну немецких женщин, контактировавших с военнопленными, а тем более родивших от них детей, жестоко наказывали. Мужчин, решившихся на такую связь, расстреливали. А женщин заточали в тюрьму, отправляли в лагеря. С моей матерью наверняка случилось бы точно так же, если б к моменту моего рождения не закончилась война.
Единственное, о чем удалось узнать от матери, что русский военнопленный, мой отец, был студентом, примерно 23 лет, высокий, стройный, симпатичный, проживал до войны недалеко от Москвы, немножко знал немецкий. Называла она его Антоном. Все остальное, скорее всего, из страха, она вытеснила, вытравила из сознания».
Шли годы. Герд работал школьным учителем, стал многодетным отцом, у него подрастали четверо детей. Иногда он рассказывал им, что у них – русский дедушка. Но больше почти ничего к этому добавить не мог. Дочери уговаривали отца спросить у бабушки, каким был их русский дедушка. Но мать Герда продолжала хранить молчание.
Наступил 2001 год. Младшая в семье Майеров Анна-Лена училась в гимназии города Люнебург. В это время начался обмен между школьниками Люнебурга и российского города Ижевска. Герду позвонила приятельница: «Хотите взять к себе двух русских мальчиков?» Вскоре в семью Майеров приехали двое ижевских школьников, жили у них десять дней. Хозяин дома рассказал им, что он наполовину русский. Но юные гости никак на это известие не отреагировали.
В следующем, 2002 году Герд вместе с дочерью смог с ответным визитом посетить Ижевск. Вот как он рассказывает об этом: «Мы побывали в деревне Старая Молния под Ижевском. В этой удмуртской деревне нам показали музей, затем в школе пообедали. После этого сидели рядом с пожилыми женщинами, они пели протяжные песни. Я оказался перед одной из поющих женщин, она приобняла меня. И тут что-то пронзило меня, разбудило… «Герд! У тебя русская бабушка. И если бы она знала, что есть ты, она точно так же обняла бы тебя!»

Герд Майер с дочерьми Анной-Леной, Гезой и с сестрой отца Инной Михайловной. 2010 год.
Сразу же, моментально, вызрело решение – начать поиск моей русской семьи».

Последний день февраля

Анатолий Покровский, на этом снимке ему 18 лет.
Когда возвратился домой, позвонил в Зандбостель, где находился лагерь военнопленных. По телефону Герду ответили, что архивы по лагерям и находившимся в них военнопленным сосредоточены в России, в подмосковном Подольске, в архиве Министерства обороны России. И что с 1990 года картотека по военнопленным доступна и российским, и немецким исследователям, так как выставляется в интернете. Так у Герда Майера появился шанс разыскать хоть какие-то сведения об отце.
К тому времени пусть совсем ненамного, но завесу над обликом отца приоткрыла и мать Герда. Она сказала, что полное имя русского военнопленного – Анатолий. Еще пожилая женщина поведала, что о его смерти в 1945 году сообщил охранник из лагеря. Он хорошо знал их семью, он же беременной женщине сказал: «Анатолий мертв». Она на всю жизнь запомнила день, когда получила оглушительную весть, – 15 марта. Правда, день смерти отца своего ребенка она так и не узнала, полагая, что это, по всей видимости, случилось между  10 и 12 марта.
К поиску сведений о русском военнопленном из лагеря Зандбостель по имени Анатолий подключились сотрудники мемориальных фондов из Дрездена и Ганновера. Мчались годы. Но на каждый свой запрос Герд получал стандартный, лаконичный, вежливый ответ: «Ничего нет, очень жаль…» Так продолжалось до осени 2009 года.
Надежда, как известно, умирает последней… После очередного неутешительного телефонного разговора с Дрезденом, Герд Майер решил наведаться в этот город, чтобы лично просмотреть картотеку военнопленных, которая в полном объеме к тому времени имелась и в Германии.
«В Дрезден я поехал в октябре, – рассказывает Герд. – Уселись за компьютер, просмотрели 45 карточек – столько русских военнопленных в лагере Зандбостель умерло за март 1945 года. Один Анатолий среди них отыскался. Но он был 1904 года рождения, ему уже исполнилось 40 лет, быть моим отцом он не мог. Что делать?
Перед тем как выключить компьютер, я предложил: «Может, посмотреть еще и за февраль, вдруг он умер чуть раньше?» Мы открыли документы за 28 февраля. Оказалось, что именно в тот день скончался военнопленный по имени Анатолий, чей год рождения 1921-й – подходил к возрасту моего отца. Анатолий Михайлович Покровский. Это мог быть только он!
На это указывала и розовая лазаретная карточка: по скупым рассказам матери, он был болен. Там же имелась приписка, сделанная кем-то от руки, – «Хаазель». Это та самая деревня, где родился я. Потом мы обнаружили еще две карточки на отца, на одной из которых были зафиксированы имена его матери и отца, указаны местожительство до войны, дата пленения. Так в 64 года я нашел своего отца.
Эти сведения ошеломили меня. Описать то, что творилось тогда со мной, невозможно. Я не понимал, что делать с переполнившими чувствами. Пошел пешком по Дрездену. Первым зданием, которое встретилось на пути, была православная церковь. Я вошел и зажег свечи за упокой отца и моей погибшей дочери Инзы. Она погибла в автомобильной катастрофе два месяца спустя после возвращения из Ижевска. Она же больше других детей просила разузнать побольше о своем русском дедушке».

По следам Покровских

Михаил Покровский с женой Марией и дочерью Инной.
Еще в 2003 году Герд Майер в Зандбостеле познакомился с бывшим советским военнопленным Дмитрием Борисовичем Ломоносовым, который в марте 1945 года тоже находился в лазарете бывшего здесь лагеря.
После обнаружения сведений об отце Герд послал их в Москву. А уже 2 ноября 2009 года получил сообщение от ветерана войны: «Я нашел сестру твоего отца!» Оказалось, сестра отца Анатолия Михайловича Покровского – Инна Михайловна, учительница, проживает в селе Земетчино Пензенской области. Так удалось установить связь с русской семьей. В январе 2010 года Герд с дочерьми полетели в Москву, на встречу с обретенными родственниками. И испытали шквал ошеломительных впечатлений, радостных волнений.
Еще из писем от Дмитрия Ломоносова Герд знал, что все российские родственники очень ждут встречи с ним, хотят просто посмотреть на него. А когда увидели воочию, все  признавались: «Вылитый дед». «Мы встретились не как чужие, а соскучившиеся друг по другу члены одной семьи. Фантастика, трогательно, волнующе!» – такими словами Г.Майер описывает впечатления от поездки в Россию.
Сестра отца, Инна Михайловна, рассказала Герду, что оба ее брата – Владимир и Анатолий не вернулись с войны. (У матери Герда в годы Второй мировой тоже погибли оба брата.) Владимир погиб восемнадцатилетним. Анатолия девятнадцатилетним призвали на службу в армию. Он подавал большие надежды как спортсмен, отлично играл в футбол, в бильярд. «Тонкий, симпатичный, сдержанный, умеющий слушать и примирять» – таким в памяти сестры остался жить погибший в плену брат.
О том, что Анатолий Покровский погиб в плену, до письма от Дмитрия Ломоносова его родные даже не подозревали. Последнее письмо от него они получали незадолго до начала войны, в июне 1941 года. Это послание с вложенной в него маленькой фотографией с посвящением бабушке и дедушке Анатолий отправил из Саратова. После этого как в воду канул, на все запросы приходил одинаковый ответ: «Пропал без вести». Можно лишь догадываться, каким потрясением для его близких стало полученное 68 лет спустя известие о том, что остались дата, место его гибели. И самое главное – у Анатолия есть сын!
Герд узнал также, что его прадед Митрофан Дмитриевич Покровский был священником. Сначала он с семьей проживал в Глуховке Тамбовской губернии. Там же родился и Анатолий. Затем семья переехала в Земетчино Пензенской области. От православных священнослужителей из России, приезжавших в Гамбург к о.Сергию (Бабурину), Герд попытался разузнать судьбу прадеда, не подвергался ли он гонениям после прихода к власти большевиков. Но никаких  результатов этот поиск пока не дал.

Крест на погосте Зандбостеля

Деревянный крест на кладбище в Зандбостеле, установленный в память Анатолия Покровского.
«А как восприняла эти новости мать?» – не могли удержаться, чтобы не спросить немецкого друга и об этом. «Когда я сообщил ей, что нашел отца, она закрыла свою голову руками. Этот жест сказал сам за себя: ужас и страх снова вернулись к ней, – говорит Герд. – После поездки в Россию одна из моих дочерей оформила специально для бабушки альбом с фотографиями. Мама этому подарку очень обрадовалась. Человек очень сдержанный, научившийся скрывать эмоции, за этот альбом она без конца благодарит внучку, обнимая ее, приговаривает: «Ты сделала это чудесно!» А меня по телефону часто спрашивает: «Ты звонил в Россию? Как у них идут дела?»

…После случайной встречи с Гердом Майером на лагерном кладбище Витцендорфа делегация из Республики Коми направлялась в Зандбостель. Этот немецкий городок в маршруте нашей поездки значился тоже не случайно. Здесь, на лагерном кладбище, нашли последний приют пятеро коми солдат. Еще столько же наших земляков прошли через Зандбостель, а затем были переведены в другие лагеря для заключенных. Среди последних – и отец Альбины Михайловны Курыдкашиной – Михаил Карпов. Отсюда он попал в лазарет лагеря Херлесхаузен, расположенного в 360 километрах от Зандбостеля. Там же он и умер.
На лагерном кладбище Зандбостель внимание привлек небольшой деревянный крест. Гид Курт Волланд, подводя нас к нему, стал рассказывать историю, не подозревая, что еще вчера, в Витцендорфе, мы уже слышали ее от самого Герда Майера. Он же изготовил этот крест, установив его на месте, где похоронен его отец. На деревянной перекладине можно прочитать лаконичную надпись: «Анатолий Михайлович Покровский».
История любви двух молодых людей, немецкой девушки Катарины и русского военнопленного Анатолия, а также удивительного поиска, предпринятого их сыном Гердом, не оставила равнодушными дочерей коми солдат – членов делегации из Коми. «Если бы и моему отцу перед гибелью выпало такое же счастье…» – вслух рассуждала Элида Анатольевна Тарабукина, дочь погибшего в плену Анатолия Осипова. Это идущее от сердца сочувствие, наверное, и есть тот ключик к постижению сокрытых от глаз глубинных пластов человеческой природы, да и нашей недавней истории тоже.

…А переписка с Гердом Майером продолжается. В недавнем письме он сообщил, что 29 апреля вновь отправляется в Зандбостель. Здесь будут отмечать очередную годовщину со дня освобождения британцами лагеря для военнопленных. Сюда же в эти дни обещал приехать из России и участник войны Дмитрий Ломоносов.
Обязательно будет в Зандбостеле он и 22 июня. Здесь в этот день по традиции проходят траурные мероприятия. А затем Герд снова приедет в Россию, в Земетчино, к своим родным. И учит русский язык.

Наталия ПИТЮЛИНА.

На следующий день, 30 апреля, в соответствии с программой поездки, нам следовало отправиться в город Хемер. Однако доктор Воланд и администрация Бремерверде пригласили нас на прощальный обед в ресторан «Дом на озере», расположенный в зоне отдыха города.
Здесь я встретился с человеком, с которым ранее познакомился по электронной почте. Он написал мне о том, что его отец — русский, бывший военнопленный лагеря Зандбостель, работавший во время войны на ферме деда в окрестностях Бремерверде. Он — Герд Майер — плод любви между русским батраком-военнопленным и дочерью хозяина. К сожалению, он не знает ни фамилии, ни отчества своего отца, помнит лишь, что имя его — Анатолий. Мечтает побывать на родине отца, побывать на его могиле, если он умер, и хотя бы подышать воздухом той земли, откуда он был родом.
Я, не надеясь на успех, все же написал в программу ТВ «Жди меня», приложив письмо Майера. Ответа, как и следовало ожидать, я не получил. Встретившись с ним в ресторане, я назвал его «Герд Анатольевич», чем явно доставил ему удовольствие.

И вот я у знакомых бараков. Зандбостель, апрель 2010 г.

Уцелевшее, хотя и с разрушениями, здание лагерной кухни. Зандбостель, апрель 2010 г.

«Памяти всех военнопленных и узников лагеря Зандбостель, погребенных здесь»

29 апреля 2010 года. 65-летие освобождения. Я на кладбище советских военнопленных. Слева в верхнем углу — могилы югославов. Каждое захоронение снабжено крестом с именем погребенного, если имя неизвестно, то стоит надпись: «Неизвестный югослав». За моей спиной братские могилы советских солдат. Зандбостель, апрель 2010 г.

Памятник советским военнопленным в центре кладбища

 
Информационный щит, сообщающий о том, что ранее здесь был расположен другой памятник, сооруженный советской военной администрацией. Зандбостель, апрель 2010 г.
Вид информационной таблицы с рисунком внешнего вида памятника, снесенного в 1956 году по решению правительства Нижней Саксонии

Это Герд Майер, сын германского бауэра и русского военнопленного Анатолия Покровского, работавшего батраком в его поместье. Покровский умер в феврале 1945 года. Герд всю жизнь мечтал разыскать родину и родственников отца. В 2009 году мне удалось помочь ему в этом. Предположительно, отец был похоронен в этой братской могиле
Крест, установленный Гердом на могиле

Перед памятником погибшим в лагере военнопленным стран — союзников СССР собираются участники встречи. Для бывших военнопленных установлены стулья в первом ряду. Я занял там одно из почетных мест — единственный представитель нашей страны. Зандбостель, апрель 2010 г.

На центральной площади лагеря Зандбостель у здания евангелистской церкви, построенной уже после войны, перед камнем-памятником, воздвигнутым в 2003 году при моем участии, установлены флаги стран антигитлеровской коалиции. Перед российским флагом я, единственный и не уполномоченный на это властями нашей страны, занял место вместе с «добровольцем» Ричардом, его подружкой Селиной. Мне не удалось обзавестись венком, хозяева вручили мне розу

Начинается процедура отдания воинской чести и возложения венков. По очереди к памятнику подходят представители стран — военные и родственники погибших. Офицеры отдают честь, звучат национальные гимны