ФЁДОРОВКА (Федоровка), русская деревня Кувак-Никольского сельсовета, в 7 км к северо-западу от него. На 1.1.2004 г. – 33 хозяйства, 65 жителей. Основана нижнеломовцем, однодворцем Алексеем Карповым между 1710 и 1718 гг., крестьяне переведены им из с. Михайловского Тезикова, ныне Наровчатского района (РГАДА, ф. 350, оп.1, е.хр. 272, лл. 1763-1764). В 1746 г. – деревня Верхнеломовского уезда дворян Саввы Тимофеевича (45 ревизских душ), гренадера лейб-гвардии Семеновского полка Ивана Тимофеевича (14) и отставного прапорщика Алексея Тимофеевича (17) Мещериновых, всего 76 ревизских душ (РГАДА, ф. 350, оп. 2, е. хр. 562, лл.388-395).

В 1763 г. – д. Федоровка Нор-Ломовского стана Верхнеломовского уезда крестьян сержанта Василия Савича Мещеринова (25 ревизских душ), его брата, солдата Алексея Савича, наследство от отца Саввы Тимофеевича (25), лейб-гвардии фурьера Ивана Тимофеевича Мещеринова (19), дочери отставного прапорщика Дмитрия Савича Мещеринова, девицы Пелагеи Дмитриевны (16), девицы Марфы Дмитриевны Мещериновой (14), всего 99 ревизских душ (РГАДА, ф. 350, оп. 2, е.хр. 570, лл. 38-51).

В 1785 г. – в Верхнеломовском уезде, помещики Егор Александрович Максютов (56 ревизских душ с крестьянами с. Стяжкино), Михаил Иванович Мещеринов (22), Василий Савич Мещеринов (52 души с крестьянами в д. Немировке), Соколовы Иван Григорьевич (14 душ с д. Новые Пичуры) и Авраам Александрович (2). В конце 18 в. – сельцо, принадлежало помещикам Марфе Дмитриевне Вышеславцевой, Максютовой и Мещериновым, у них всех земель 521 десятина. В 1896 г. – д. Федоровка Зубовской волости Наровчатского уезда, 35 дворов, при ней хутора наследников Байковского (9 мужчин, 3 женщины), князя Максутова (2 муж. и 4 жен.) и купца Серебрякова (10 муж. и 3 жен.) (ГАПО, ф. 294, оп. 1, д. 5). В 1911 г. – деревня Федоровка, 4 общины, 36 дворов, имения Казурова, Казицына, Максутова. В 1939 г. – центр сельсовета Нижнеломовского района, правление колхоза «Привет труду». В 1955 г. – центр сельсовета, колхоз «Сталинский путь». В 1996 г. работал медицинский пункт.

Численность населения (по годам): в 1746 – около 152, 1763 – 198, 1795 – 215, 1864 – 196, 1896 – 270 (с хуторами), 1911 – 220, 1926 – 287, 1930 – 308, 1939 – оценочно 237, 1959 – 226 (сверх того в пос. Федоровское отделение совхоза – 293), 1979 – 151, 1989 – 99, 1996 – 84 жителя.

[html]

<table border="0" align="right">
<tbody>
<tr><td><img src="https://iremember.ru/upload/content/infantry/blinkov/blinkov5.jpg" border="0" width="300" height="437" style="border: 1px solid black;"></td></tr>
<tr><td><p>Николай Блинков вскоре после войны</p></td></tr></tbody></table>
<p><b>Вы сказали, что во время войны какое-то время находились в окружении. Не могли бы вы рассказать, что представляло из себя окружение, исходя из, так сказать, личного опыта бывшего окруженца?</b></p>
<p>Ну что представляло из себя окружение, в котором я находился? Если бы я с высоты на самолете это видел, то понимал бы, как это, значит, выглядело, - и это было совсем бы другое дело. А так что об этом я могу рассказать? Вот под Вязьмой, где мы находились, немцы, значит, потом слева и справа нашу армию обошли и где-то соединились друг с другом. В результате получилось так, что некоторым дивизиям удалось выбиться из этого окружения, а кто-то остался в этом кольце и стал немцам сопротивляться. К сожалению, надо это особенно отметить, мы много людей потеряли там, под Вязьмой, в этом самом «котле». Правда, нашей дивизии удалось сохранить знамя. А в то время существовало такое правило: если знамя воинская часть потеряла, то значит, ее расформировывали. Вот сегодня мы, бывает, всем своим Советом ветеранов бываем в школе, где есть музей 13-й ополченской дивизии, которая понесла в этих боях огромнейшие потери. Так там, видимо, знамя потеряли, так как остатки дивизии были расформированы и пошли на доукомплектование в другие дивизии. Вот это все, что я могу сказать касательно своего нахождения в окружении. А немцы тогда, конечно, очень быстро пробивались. Они ведь оседлали Варшавское шоссе в направлении Москва-Минск и после этого все перли и перли. Машины у них были, конечно, очень громадные. Уже потом, когда я воевал на Курской дуге, мне запомнилось такое. Я сидел на высотке, на наблюдательном пункте командира полка, и видел, как где-то через километр-полтора внизу немецкие танки продвигались для того, чтобы атаковать нашу дивизию, наши передовые части. Правда, когда я тогда находился в окружении, никаких танков там не видел. Машин и мотоциклов было, разумеется, полно. Вот таким было наше окружение, где мы сколько-то находились. Люди, конечно, сопротивлялись там. Я боюсь даже сказать, чтобы не ошибиться, сколько мы из этого самого окружения выходили. Но мы действовали так, что вынуждены были уходить от каких-либо столкновений с немцами, поскольку у нас же все-таки маленькая группа была. Большие группы наших войск, попавшие в окружение, где-то тоже воевали, хотя где-то тоже пытались пройти без столкновений с немцами. Я уже рассказывал вам, что когда мы выходили на Кубинку, наши самолеты даже выбрасывали нам мешки с сухарями, чтобы хоть что-то есть можно было. Однажды, помню, когда мы из окружения выходили, так заходили даже к крестьянам. Одна крестьянка, которая нас приняла, угостила, помню, мясом. А я не привык как-то мясо без хлеба есть. А хлеба у нее не было. Такие вещи на всю жизнь запоминаются.</p></b>
<p><b>В особом отделе вас не допрашивали по поводу нахождения в окружении?</b></p>
<p>Понимаете, в чем обстоит дело? Никаких допросов со мной по этому поводу совершенно не велось. Никто меня туда не вызывал и никогда по этому поводу не допрашивал, - никогда этого не было. Хотя личное дело, конечно, велось. Ведь когда кончилась война, все это приводилось в надлежащий порядок. Раньше в анкетах были такие вопросы: «Был ли в плену?», «Был ли в окружении?» Сейчас таких отметок нет. Так вот, в ответ на первый вопрос я писал «в плену не был», а в ответ на второй вопрос, значит, указывал: «Был в окружении». Конечно, если бы я этого бы не писал, никто об этом бы и не знал. Но я писал честно и просто: «Был в окружении». А потом в анкетах перестали писать даже таких вопросов: «Был в окружении?» Существовал только такой вопрос: был ли в плену? Я писал тогда: в плену не был. Все остальные вопросы были такими: где родился, где учился? Ну и так далее. В общем, нужно было указывать все прохождение службы, - все это, значит, такое было дело. Так что по поводу моего нахождения в окружении никаких не было ни допросов, ни тем более попыток, чтобы, так сказать, уточнить что-то и так далее, - ничего этого со мной не было.</p></b>
<p><b>А питались, как правило, чем вы, когда находились в немецком окружении?</b></p>
<p>Ну питались мы как? Бывало такое, что заходим в деревушку какую-то, а там, значит, домик стоит. И всем, что там было, тем мы и питались.</p></b>
<p><b>А лошадей не ели?</b></p>
<p>Нет, лично у нас такого не было, чтобы лошадей ели. Это, конечно, действительно было с теми большими группами, которые в окружении находились. Было, значит, такое, что когда большие группы выходили от немцев, им там нечего было есть и они ели лошадей. А такого, чтобы мы питались лошадьми, у нас лично не было.</p>
<p><b>А паники не было у вас, когда вы в окружение попали?</b></p>
<p>Какая могла быть у нас паника? Война есть война. Какая тут могла быть паника? Тут уже, правда, может, по молодости, какое-то, я бы сказал, безразличие внутреннее у нас было. А паники — нет, не было.</p></b>
<p><b>Какими были ваши потери во время войны?</b></p>
<p>За всю свою часть, в составе которой я воевал, я не могу говорить. Сколько-то людей погибло. А сколько их было точно — я не знаю. Хотя, надо сказать, когда-то я принимал участие в написании книги по истории нашей дивизии. Была когда-то книга такая - «90-я гвардейская». Так вот я принимал участие в ее редактировании и написании. Но потери, конечно, у нас были большие. Что касается моего подразделения, то я помню, что у меня в роте немного было потерь. Два человека за все время мы только потеряли. Один, помню, в Прибалтике погиб: на лошади ехал и на мину наскочил. Шнайдер, кажется, была его фамилия. А один, значит, солдат был убит в то самое время, когда мы шли в наступление уже в Белоруссии - во время артиллерийского обстрела он на тот свет отправился. Кажется, Белоусов, если память не изменяет мне, его была фамилия. Это все было уже очень давно, поэтому многое я могу не помнить..</p></b>
<p><b>А в окружении когда вы находились, тоже много у вас погибло, значит, людей?</b></p>
<p>Сколько погибло у нас людей в окружении, я не могу сказать. Я уже отметил, что когда мы выходили из окружения небольшой группой, нас оставалось всего четыре человека. Впоследствии все мы вышли из кольца окружения лишь вдвоем. Два потом человека отделилось где-то в Гжатске. К сожалению, я не знаю их дальнейшую судьбу. А с одним солдатом мы вышли. Фамилия его, если память мне не изменяет, была Кулянов, он был, кажется, из-под Димитрова. Потом, когда мы из окружения вышли, наши пути-дороги разошлись: я в офицерский, значит, корпус, попал, а он — куда-то в другое место. Воевали мы в ополченской дивизии Ленинградского района города Москвы. Она, дивизия эта самая, конечно, потеряла немало личного состава. Правда, я не могу сказать, сколько точно составили ее потери. Но мне известно точно, что она потом все-таки воевала хорошо, даже здорово, можно сказать, и прошла всю войну. Она стала гвардейской. Это была первая гвардейская дивизия из числа ополченческих дивизий города Москвы. А их было, если мне память не изменяет, десять таких всего дивизий.</p>
<table border="0" align="right">
<tbody>
<tr><td><img src="https://iremember.ru/upload/content/infantry/blinkov/blinkov6.jpg" border="0" width="400" height="284" style="border: 1px solid black;"></td></tr>
<tr><td><p>Со своим однополчанином.</p><p>Николай Блинков — справа</p></td></tr></tbody></table>

<p><b>А как хоронили наших убитых, погибших на фронте, помните?</b></p>
<p>Убитых хоронили, значит, так. Вырывали яму, застилали туда всякую листву, ну всякие сучочки там, и, значит, клали туда солдата. Гробов в то время у нас не было. После мы этих погибших закапывали и сверху столб с перекрестьем ставили на месте захоронения.</p>
<p><b>Как обстояло дело с награждениями во время войны?</b></p>
<p>Награждали нас во время войны, можно сказать, совсем по-разному. Тут ведь разные были вещи. Командир полка имел право награждать солдата медалью «За отвагу» или «За боевые заслуги». Командир дивизии мог, если память не изменяет, отмечать личный состав орденом Красной Звезды. Но постольку поскольку я был командиром отдельной роты химической защиты, то на меня подавал представление к награде начальник химслужбы. Я знаю, что начальник химслужбы дивизии подавал на меня дважды представление на награждение орденом Красной Звезды. К сожалению, наград этих я так и не получил. Единственное, что я могу об этом сказать, так это то, что в период боев на Курской дуге командир полка представил нас, офицеров, к простым наградам. И мы, я, начальник инженерной службы полка и еще кто-то, получили награды. Кто, значит, был отмечен медалью «За отвагу», кто - «За боевые заслуги». Я тогда получил свою первую награду – медаль «За боевые заслуги». Это было в период боев на Курской дуге. Вот такие вещи были с награждениями. А такие награды, как эти медали, откровенно говоря, у командира дивизии всегда были. Он мог сам вручать их даже безо всяких этих представлений, - просто вручал солдатам и благодарил их за службу.</p>
<p><b>А вы сами не представляли своих химиков к наградам?</b></p>
<p>Я давал представления на своих химиков к наградам в дивизию. Например, когда мы дымовую завесу под Баусской ставили, я представил двух командиров взводов своих и кого-то из солдат (не помню сейчас точно, кого именно) к наградам. Во всяком случае, командиры двух взводов получили у меня награды: один - медаль «За отвагу», другой - медаль «За боевые заслуги». Это я, значит, к этим наградам их представлял.</p>
<p><b>Но у вас, как у командира роты и впоследствии начальника химслужбы полка, мне кажется, очень мало наград, а в боевых действиях вы постоянно участвовали. Почему, как вам кажется, была допущена такая несправедливость?</b></p>
<p>Конечно, боевых наград у меня было очень мало. Почему? Потому что наша рота была как отдельное подразделение, и мы, видите ли, все-таки задачи решали совсем отдельные. Как артиллерист стрелял куда-то в строгом заданном направлении, как солдат стрелял туда, куда ему было нужно, так и мы свои отдельные задачи выполняли. Конечно же, с наградами, понятное дело, во время войны все было очень сложно. Но вот, наверное, одну все-таки награду мою разыскивали. Я по этому поводу обращался в архив. После войны уже меня наградили орденом Красной Звезды, - им меня наградили, когда я служил в составе Белорусского военного округа начальником химических войск, за успехи в боевой и политической подготовке химиков. Также у меня есть орден Отечественной войны 1-й степени. Но его я уже получил после войны (в 1985 году). И также еще есть у меня орден «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» 3-й степени, который я получил, когда служил в Управлении начальника химических войск здесь в Москве уже, - я был тогда уже на должности заместителя начальника Управления химического вооружения.</p></b>
<p><b>Расскажите о том, как вас кормили на фронте.</b></p>
<p>Кормили на фронте нас хорошо: всего было достаточно. Короче говоря, единственное, что я об этом могу сказать, так это то, что ни я, ни мои солдаты не испытывали никакого голода в период войны. Даже когда наша рота химической защиты стояла непосредственно на переднем крае, значит, повар подвозил на лошадке кашу и все ее ели. Это происходило обычно ранним утром, когда еще не было светло. В это время все приносили свои котелки и все кормились нормально.</p></b>
<p><b>А сто грамм выдавали вам на фронте?</b></p>
<p>Сто грамм выдавали.</p></b>
<p><b>А обычно когда давали, перед боем или после?</b></p>
<p>С этим у нас было так: как привозили сто грамм, так их и выдавали. Мне, например, сразу выдавали.</p></b>
<p><b>Николай Алексеевич, скажите, а вот такая проблема, как вшивость, была у вас на фронте?</b></p>
<p>Нет.</p></b>
<p><b>То есть, получается, что у вас этого совершенно не было?</b></p>
<p>Знаете, я что-то не припоминаю такого. Нет, не было такого у нас совсем: все-таки мы имели возможность и умыться, и все в этом отношении сделать на фронте. Между прочим, бани у нас во время войны тоже организовывались. Но вы знаете, почему таких проблем у меня, собственно говоря, тогда не было? Дело в том, что в роте у меня был не только взвод разведки, но и взвод дегазации. В этом взводе имелись машины с хлорной известью для дегазации иприта. Кроме того, был взвод дегазации обмундирования и снаряжения, который тоже полным ходом разворачивал свою работу. Так там у этого взвода были бочки, куда можно было опускать зараженное обмундирование и, говоря совеременным языком, дезактивировать его. И для этой работы небольшой специальный домик у нас разворачивался. Так что мы, химики, не страдали этими проблемами. Мы могли развернуть и организовать хорошую баню любому солдату. Да мы периодически это и делали: занимались и такой, значит, работой.</p></b>
<p><b>Как к Сталину вы относились во время войны и как относитесь сейчас?</b></p>
<p>К Сталину как мы относились? С величайшим уважением за его большую волю. Конечно, в те далекие годы мы не могли, по сути дела, давать какую-то политическую оценку Сталину. Мы были в то время молодые совсем еще ребята и такими делами, как разговоры о том, что хорошо сделано Сталиным, а что — плохо, не занимались. Да и после войны не было необходимости делать такие вещи. Ведь мы одержали победу над фашизмом и друг друга поздравляли с этим большим событием. Помню, когда после войны я учился в Военной академии, то во время парада наша академия ходила не строем, а просто как на демонстрации. Так мы, я помню, с величайшем удовольствием ждали, когда Иосиф Виссарионович появится на трибуне Мавзолея, а когда он, в свою очередь, там появлялся, ему с великим воодушевлением аплодировали. Все это я, конечно, очень хорошо помню. И когда в 1953-м году его не стало, мы это событие приняли с большой скорбью. Я тоже принимал участие в его похоронах, находясь в охране: от нашей академии там взвод или рота были выставлены. Мы стояли как раз у Большого театра, где прикрывали путь процессии. И я наблюдал за тем, что происходило. И когда несколько человек там задавило, на месте поставили машины с песком. Это было где-то в метрах 500 или даже в километре от Дома Союзов, где был установлен постамент и где гроб Сталина стоял. И уже только перед самым окончанием всего этого, уже совсем перед похоронами, то есть, накануне вечером, мы смогли пройти туда и проститься со Сталиным. Так что я в числе слушателей академии принимал участие в этом мероприятии. Вот что я могу сказать касательно Сталина и своего отношения к нему. Конечно, я не буду говорить о том, кричали ли за Сталина во время атак наши солдаты: ни да, ни нет, потому что мне с ротой не приходилось ходить в атаку и, к примеру, возгласы «За Родину, за Сталина» подавать. Я, вообще-то говоря, не слышал никогда где-то такого. Возможно, это и было. Просто мне не приходилось участвовать в подобных мероприятиях. Наверное, где-то такое было. Но у нас с подобными вещами обстояли дела так, что тут не до этого было, не до «За Родину, за Сталина»: встретились, обстрелялись, затем снова пошли и так далее. А когда, например, в обороне стояли, то там, значит, тоже не кричали «За Родину, за Сталина». Там ракетами обстреливали ведь нас все время, и было, как говорят, не до этого. А мы, например, ставили зажигательные бутылки перед передним краем. Сейчас много говорят о сталинских репрессиях до начала войны. На моей памяти ничего такого не было. Ни в училище, ни после я такого не замечал, чтобы люди где-то пропадали. Вот даже сейчас, например, много говорят: вот так-то было с евреями в то время. У меня был хороший друг еврей, он вместе со мной учился и закончил военное училище. Но потом мы все разошлись и наш выпуск, кому было, так сказать, около 20-ти лет, почти никто не сохранился, - всех война выбила. Но вот мне удалось двумя ранениями отделаться, так сказать, и сохраниться.</p></b>
<p><b>&nbsp;</p></b>
<p><b>Вы помните тот момент, когда вышел знаменитый приказ № 227 «Ни шагу назад» в 1942-м году?</b></p>
<p>Конечно, помню.</p>
<p><b>Он как-то повлиял на общий настрой в войсках? Выскажите свое отношение к нему, опираясь, так сказать, на ваш личный опыт непосредственного свидетеля тех дней.</b></p>
<p>Я думаю, что на наш настрой в войсках он, этот приказ за номером 227, повлиял. Но что о нем я могу сказать? Я думаю, что он был необходим. Понимаете, в чем, собственно говоря, дело? Война есть война, там существуют совсем другие законы. Вместо любви там — злоба. На войне идет постоянное противостояние, там - кто кого, кто против кого устоит. И после того, когда в некоторых частях не было организовано настоящей обороны или не были использованы до конца возможности сопротивления, нужно было принимать какие-то новые решения. Ведь многие наши части отходили, совершенно не задумываясь о следующем: а как это будет для других частей и так далее? Лично я считаю, что этот приказ был нам необходим. Это уже потом стали частенько делать такие, значит, заявления: «Вот, Сталин издал такой приказ, после этого наших начали расстреливать и сзади идти заградотряды». Ну что я могу по этому поводу сказать? Лично я этого дела на фронте не наблюдал. То, что штрафные батальоны и штрафные роты были, я знал. Это действительно были, значит, такие роты и батальоны. За провинность туда посылали наших людей и там они должны были, как говорят, кровью искупить свою вину. А такого, чтобы когда мы шли, за нами кто-то бы двигался и стрелял бы нам в спину, я не наблюдал. Этого не было!</p>
<p><b>Из вашей роты никто не попал в штрафные части?</b></p>
<p>Нет, не было никого из таких у меня. Короче говоря, из моей роты никто в штрафники не попал.</p>
<p><b>Кстати, а насколько ваша рота была многонациональной? Были у вас в подразделении представители других национальностей во время войны?</b></p>
<p>У меня были самые различные национальности. Но большинство, конечно, были русские. Помню, служил у меня в роте начальником химической лаборатории Кадыров такой. Так он был чуть ли не кандидат наук. А так особо таких национальностей не было. В начале же ведь и рота, как и вся дивизия, формировалась за счет в основном москвичей. Конечно, в основном это были русские ребята. Хотя, безусловно, другие национальности встречались. Разумеется, никаких таких конфликтов на межнациональной почве у меня не было в роте. Но у меня, по большому счету, не было этих узбеков и разных таких национальностей. Вот один, я вспоминаю, у меня служил человек, который был по национальности казахом. Сам он был специалистом: он был кандидатом наук, химиком. Потом его отозвали: видимо, все-таки поступило распоряжение его забрать, потому что такие специалисты ценились в то время. Правда, в каком году это случилось, сейчас мне трудно даже вспомнить. Потом начальником химической лаборатории у меня стал старший лейтенант Володя Чернышев, кстати, тоже с высшим образованием паренек.</p></b>
<p><b>Опишите, исходя из вашего личного опыта, структуру роты химической защиты.</b></p>
<p>Ну структура в моей роте была прежде всего какая? Рота моя состояла из следующих взводов. Во-первых, из взвода химической разведки, который имел газосигнализаторы, а также анализаторы, которые были предназначены для того, чтобы определять наличие отравляющих веществ в воздухе. Затем шел взвод дегазации оружия и поверхности машины. После - взвод дегазации обмундирования и снаряжения. Но сначала для газирования у меня в роте не было специальных машин. Вместо этого имелись просто деревянные домики, где находились уже готовые бочки, в которые можно было все необходимое опускать и дегазировать. Кроме того, в роте имелись химическая лаборатория и хозотделение, где у нас служили и повар, и даже конюх. Также, как я уже говорил, у нас имелись машины, - их у меня было шесть штук. По численности моя рота достигала где-то 94 человека. То есть, у меня в роте было где-то около ста человек.</p></b>
<p><b>Как часто приходилось вам, химическим войскам, делать перемещения, менять позиции и так далее?</b></p>
<p>Мы делали это по мере необходимости: если надо было, то и отходили. Как говориться, хочешь, не хочешь, а если немцы на тебя прут, то приходится отходить. Когда наступали, то тоже, значит, перемещались. Было в то время с этим делом так: если что-то накопили, то вперед, как говорят, и пошли. Вот идет, к примеру, атака, противник начинает отступать, а мы — наступать, и идем, как говориться, дальше. Конечно, позиции в зависимости от обстановки менялись. Помню, когда я был начальником химической группы полка, запомнилось следующее. Значит, штаб полка мог перемещаться так: или вперед, или назад. Помнится, когда на Курской дуге мы воевали, штаб полка был у нас в деревушке, а командно-наблюдательный пункт, КМП так называемый, находился впереди: где-то километрах в двух от нас на высотке. Так мы тогда, как сейчас помню, могли наблюдать за тем, что там творится. Ну я, знаете, могу целую лекцию читать о том, как организовывалась оборона. Я говорил вам уже, что когда мы воевали на Курской дуге, дивизия наша стояла во второй полосе обороны. Это было, значит, где-то там за 10 – 12 – 15 километров от переднего края. Ну там было, собственно говоря, как? Там шла, значит, глубина до 10 километров, дальше на 7 – 8 километров шел разрыв, и, значит, снова шла оборона. Оборона состояла из трех позиций: шли, значит, сначала первая позиция, потом - вторая позиция, затем - третья позиция. Первая позиция, как правило, состояла из трех траншей, вторая позиция – где-то из двух траншей, а там, где шла третья позиция, в основном организовывались подразделения для контрнаступления и для контрудара в случае необходимости. Так что с обороной было все очень просто: ставились первый полк, второй полк, третий же полк стоял в глубине обороны на второй позиции, - он предназначался на случай, если нужно было контратаковать противника или усилить наши позиции.</p>
<p><b>А страх испытывали во время войны?</b></p>
<p>Понимаете, в чем тут , собственно говоря, дело? Про это мне даже как-то сейчас трудно говорить. Во время войны я испытывал то ли страх, то ли что-то на него похожее. Например, когда летел самолет, и, значит, бомба с этого пикирующего бомбардировщика падала, становилось как-то страшно. А так я больше не припоминаю случаев, чтобы меня как-нибудь трясло от какого-то страха. И еще, наверное, было страшно, когда первый бой у меня был: я тогда встретился в первый раз с немцем и в него выстрелил. Я не знаю, ранил его ли я или убил. Вот это первое, так сказать, ощущение опасности было. Но это, знаете, как-то скорее машинально произошло, чем осознанно. Понимаете, в чем дело? Ну что еще можно сказать о страхе? Вот однажды, когда нам поставили какую-то задачу, мы начали выдвигаться и чуть ли не в засаду попали к противнику. Начали, значит, с немцами перестреливаться. Из пяти человек, я уже говорил вам об этом, четыре получили ранения, а один сохранился. Так вот, когда немцы по нам тогда стреляли и мы отстреливались, мы ни о каком страхе не думали. Вот такое было с этим делом у нас положение.</p>
<p><b>На фронте чего больше боялись: бомбежек или обстрелов?</b></p>
<p>Понимаете, как то, так и другое было делом опасным для нас. Но с бомбежками было легче. Ведь в этом случае все-таки можно было если не предугадать, то наблюдать, куда пикирующий бомбардировщик бомбы свои бросит. А с обстрелами было совсем другое дело. Эта была вещь, конечно, более опасная. Стреляли непонятно откуда и непонятно куда: ты артиллерийский снаряд мог получить и через три, и через пять, и даже через семь километров. Так что обстрел, конечно, был для нас более опасной такой вещью.</p></b>
<p><b>С пленными вам не приходилось иметь дело во время войны?</b></p>
<p>Нет, с пленными я никаких дел не имел. Мы пленных вообще не брали. Так что не приходилось мне с ними дел иметь: не проводил ни допросов, ни чего-либо такого.</p>
<table border="0" align="center">
<tbody>
<tr><td><img src="https://iremember.ru/upload/content/infantry/blinkov/blinkov7.jpg" border="0" width="600" height="424" style="border: 1px solid black;"></td></tr>
<tr><td><p>Со своими однополчанами. Николай Блинков сидит справа</p></td></tr></tbody></table>
<p><b>А как во время войны вы относились к немцам?</b></p>
<p>Во время войны как я к ним относился? Ну, понимаете, как мы могли к ним относиться? Как к оккупантам, как к врагам. Это глядя на вас, я про вас же могу сказать: нравитесь вы мне или нет, с уважением отношусь я к вам или нет. А тогда там, на фронте, как можно к немцам было относиться? Только как к оккупантам, как к насильникам, конечно. По-другому к ним и относиться-то было нельзя.</p></b>
<p><b>Трофеи брали во время войны?</b></p>
<p>Я что-то не припоминаю такого. Мне, во всяком случае, никаких трофеев, пока шла война, брать не приходилось. Это уже потом, когда практически закончилась война и кого-то там из людей проверяли, наши солдаты что-то брали себе. И мне, например, мой старшина достал офицерский немецкий кортик. Он до сих пор у меня дома хранится.</p>
<p><b>А трофейное оружие тоже не использовали у вас?</b></p>
<p>Трофейного оружия мы во время войны не использовали. У меня в роте, во всяком случае, его не было. Я так полагаю: оружия нам и так тогда хватало. Вот единственное, что я могу по этому поводу сказать, так это то, что когда создавались и организовывались ополченские дивизии, в одной из которых я был, мне вспоминается следующее. Когда мы, молодые лейтенанты, пришли в эти дивизии командирами взводов, то нас так вооружали. Открывали ящики, оставшиеся с Первой мировой войны, где было чехословацкое оружие, и, значит, это оружие в самом начале нам всем раздавали. Дело в том, что тогда нам еще не успевали свое вооружение подвезти, - поэтому для того, чтобы все шло более быстро, нам это оружие и выдавали. А чтобы трофейное оружие при захвате кого-то и чего-то наши солдаты забирали себе, я что-то таких случаев не могу припомнить.</p>
<p><b>Штрафники вам встречались во время войны?</b></p>
<p>Мне - нет. У нас, сколько я помню, в соединении не было штрафников.</p>
<p><b>А с особистами, то есть, с представителями контрразведки СМЕРШ, у вас были какие-то контакты?</b></p>
<p>Что касается моего общения со СМЕРШем, то, вы знаете, у меня как раз был приятель в полку, который именно этим делом и занимался. Мы с ним просто как два старших лейтенанта, потом капитана, дружили, вот и все. А чтобы кого-то что-то допрашивали и чтобы было прочее, я такого не припоминаю. Но в полках были эти СМЕРШовцы. Насколько я знаю, в каждом полку был представитель СМЕРШа, который все-таки следил за тем, чтобы не было болтовни, не было утечки информации или не было людей, которым не положено было в том или ином подразделении быть.</p></b>
<p><b>Вы сказали, что в самом конце войны и намного позднее несли службу в Германии. Вы встречали там мирных жителей? Как складывались с ними отношения?</b></p>
<p>Знаете что? В Германии во время войны с мирным населением я лично не встречался. Я помню, что после войны мы встречались с товарищами по службе, то есть с Управлением начальника химических войск немецкой армии. Там был у них полковник Хайнц такой, - очень прекрасный человек. Также там было несколько ребят, подполковников и майоров, с которыми мы также дружили и которые приезжали к нам неоднократно на праздники, на которых мы их угощали. Они, в свою очередь, приглашали нас к себе. Ваш покорный слуга, постольку поскольку учился в училище и изучал там немецкий язык, а потом все-таки служил в Германии, совершенствовал свои навыки в языке и однажды на какую-то годовщину Советского Союза зачитал текст на немецком языке, который подготовило Политуправление. Но это было уже после войны. Что же касается военного времени, то тогда я с мирными жителями Германии не встречался.</p>
<p><b>Война вам снилась?</b></p>
<p>Знаете, про это даже как-то трудно сказать. Наверное, иногда что-то из военного времени и снилось, а сейчас уже другое снится - старческое. Ты уже думаешь о том, как ты себя чувствуешь, и так далее.</p>
<p><b>Как вы оцениваете современные фильмы о Великой Отечественной войне?</b></p>
<p>Знаете, откровенно говоря, я как-то не очень люблю смотреть современные фильмы о войне. Если я и смотрю фильмы на эту тему, то, как правило, выбираю те, которые раньше снимались. Конечно, я думаю, что надо бы посмотреть последний фильм Бондарчука «Сталинград». Мне уже говорили о том, что уж больно здорово он там все показал. А так смотреть про эту смесь любви со смертью, а современные фильмы о войне именно такие, я как-то не особенно люблю. Ну что я сегодня в основном по телевизору смотрю? Я смотрю программу «Время», которую никогда не пропускаю по Первому каналу, смотрю канал «Культуру», раньше еще смотрел передачу «Голос», которая сегодня стала уже, как говорят, совсем не та.</p>
<p><b>Теперь — такой вопрос. Вообще жили на фронте в каких условиях вы, химики?</b></p>
<p>Ну мы жили как? В землянках, в машинах, кто - на чем и где-нибудь. И спали точно так же: в землянке, в траншее. А то где же делать это было еще?</p>
<p><b>Как во время войны у вас складывались отношения с вашими непосредственными командирами и с вашими подчиненными на фронте?</b></p>
<p>Ну у меня с личным составом складывались всегда самые деловые отношения. Ты ставишь задачу, он понимает ее, выполняет, потом докладывает, к примеру, что это дело он сделал и выполнил. И все шло после этого у меня нормально. Так что у меня очень хорошие отношения с моими людьми складывались. И так — со всеми моими подчиненными с военного времени. Сейчас среди них никого и в живых-то не осталось. Ведь все они были немножко старше меня. Поэтому, думаю, уже никого не осталось из них на этом свете. А из тех, кто после войны служил под моим началом, еще есть живые. И я могу ими похвалиться. Причем, что интересно, все, кто среди них когда-то работал под моим руководством, и сейчас продолжают со мной поддерживать отношения: живым участием интересуются, спрашивают про здоровье и так далее. И с ними у меня не начальственные, а чисто дружеские и хорошие отношения. Вот, например, был у меня в подчинении такой полковник Кукалевский. Сейчас мы с ним - лучшие друзья. Много можно перечислить моих друзей из числа военных. К сожалению, многих уже нет в живых. Судьба моих подчиненных раскидала по всей России: они живут и в Свердловские, и на Украине, и в Белоруссии. И все они относятся с величайшим уважением ко мне. Наверное, у меня характер такой был, что он, так сказать, позволял и мне, и им чувствовать себя не только подчиненными, но и в то же время товарищами.</p></b>
<p><b>Встречали ли вы во время войны кого-то из высшего командного состава?</b></p>
<p>Я лично ни с кем из таких высокопоставленных командиров во время войны не встречался. Единственное, что я могу по этому поводу сказать, так это то, что когда во время боев на Курской дуге наша дивизия стояла во втором эшелоне, встречал командарма армии. Сейчас его фамилия у меня совершенно вылетела из головы. Вот он был единственный высокопоставленный командир у нас, который наблюдал за обстановкой. Ну а я, будучи в то время начальником химслужбы полка, выезжал вместе с другими офицерами под его руководством на все направления, где полк должен был или обороняться, или же - наступать. То есть, проводилась у нас под его руководством так называемая рекогносцировка местности. Почему это так делалось? Да по той простой причине, что наш полк стоял во втором эшелоне, и нам, значит, надо было за всем смотреть: где, что, как, и так далее. Все это проводилось с участием командира полка, начальника штаба полка, начальника химической службы полка, начальника инженерных войск, - короче говоря, мы все, кто входил в штаб полка, там были. Также и начальник разведки с нами был: ведь такие люди, как разведчики, тоже должны были за всем наблюдать, смотреть, и так далее. Короче говоря, все должно было быть согласовано. Вот так и действовали мы тогда на фронте.</p>
<p><b>А после войны встречались с кем-то из ваших однополчан? Поддерживали как-то с ними связь?</b></p>
<p>После войны мы все встречались в Белоруссии. Как-то мы там, значит, вместе все встречались. Я уже был тогда генералом и служил, короче говоря, здесь, в Москве. Наши ветераны, то есть, ветераны нашей 90-й гвардейской дивизии, среди которых были кадровые военные, уже тоже ушедшие в отставку, встречались со мной. В частности, на встречи приезжал бывший начальник штаба дивизии полковник Шаманович, он в Киеве жил. По сути дела, эти люди и организовывали наши встречи. Но мы в разных местах встречались: там, где дивизия наша воевала. Это были, конечно, не только встречи однополчан, но и приятное общение с населением в тех местах, где мы бывали. Мы встречались, вспоминали свою прошлую боевую жизнь, фотографировались. Есть даже фотографии в Доме Советской армии, где мы также собирались. Я уже, кажется, тогда уволился в запас. Так мы там у боевого знамени дивизии сфотографированы были.</p>
<table border="0" align="right">
<tbody>
<tr><td><span style="text-decoration: underline;"><em>Интервью и лит.обработка:</em></span></td><td>И. Вершинин</td></tr></tbody></table> </div>

[/html]