Лидия Витальевна Мишланова
Однокашник  Ключевского
Жизнь и пастырское служение священника Феоктиста Ивановича Тихомирова (1841–1913)

Феоктист Иванович Тихомиров.  Фотография конца XIX века. Публикуется впервые

Как‑то раз нежданно‑негаданно от родственников я получила пачку старинных фотографий. Впервые мне довелось увидеть моих прадедушек и прабабушек по отцовской линии, молодого деда Василия и бабушку Варю, их братьев, сестер, племянников, друзей. Рассматривая незнакомые родные лица, читая надписи, я постепенно погружалась в жизнь этих людей, пока малопонятную и столь непохожую на нашу сегодняшнюю...
Когда‑то папа говорил, что его дед переписывался с известным историком Василием Осиповичем Ключевским. Долгое время это было семейной легендой — впрочем, и до сих пор факт переписки установить не удалось. Но на всякий случай я отправила запрос в Пензу, в Музей В. О. Ключевского. Через несколько месяцев оттуда пришел большой пакет, а в нем — копия служебного формуляра моего прадеда Феоктиста Ивановича Тихомирова за 1890 год, сведения об успеваемости воспитанников Пензенского духовного училища и Пензенской духовной семинарии, статья старшего научного сотрудника музея И. В. Гундоровой «Приходские священники Пензенской епархии — одноклассники В. О. Ключевского», где несколько раз говорится о священнике Ф. И. Тихомирове, копия одной из проповедей последнего, опубликованной в «Пензенских епархиальных ведомостях». Оказалось, в музее изучают не только жизнь и деятельность самого историка, но и людей из его окружения, включая однокашников. И надо же — среди них, кроме Феоктиста Тихомирова, оказался еще один мой прадед (по линии мамы) — Алексей Иванович Берингов!
Запрос о священниках Тихомировых в Государственный архив Пензенской области тоже не остался без ответа. В числе присланных оттуда документов — ведомость Ильинской церкви села Невежкина за 1897 год…
Итак, «сын диакона» Феоктист Иванович Тихомиров родился в старинном селе Верхний Шкафт Городищенского уезда Пензенской губернии. Тогда еще здесь стояла построенная в 1745 году деревянная церковь во имя святителя Николая. Возможно, именно в ней служил дьякон Иван и крес­тили его детей. Известно, что в 1847 году церковь сгорела, и только в 1860‑м был освящен новый каменный храм, который и сейчас, находясь в полуразрушенном состоянии, все равно смотрится удивительно величественным архитектурным соору­жением.
Чтению, письму и Закону Божиему Феоктиста, скорее всего, учили в трехклассном приходском училище, но где именно — неизвестно. Следующей ступенью было Пензенское уездное духовное училище. Помещалось оно вместе с приходским во флигеле дома, отданного под семинарию. Флигель, впрочем, представлял собой попросту «переделанные на скорую руку конюшни». Это «скоро дало о себе знать: в теплое время года стены сочились и издавали страшное зловоние. Зимой было значительно хуже. Ветхие рамы вылетали порой от любого порыва вет­ра, окна же <…> оставались незастекленными по нескольку лет. Экономили и на дровах: печи топились редко, порой лишь один месяц в году». Причина — «скудоденежье». К тому же и одежонка у большинства воспитанников «токмо служила для прикровения наготы телесной». Весной и летом в классах стояла нестерпимая жара. «При такой обстановке не было ничего удивительного, что какой‑нибудь десятилетний мальчуган, живо представляя себе простор родных полей и прохладу лесов, тайно покидал постылые стены и преступно бежал к себе в деревню» (список цитируемых источников и литературы см. в конце).
О нравах, царивших в духовных училищах, можно отчасти судить по известному сочинению Н. Г. Помяловского «Очерки бурсы». Не зря, выходит, так горько плакал и не хотел после каникул возвращаться в Екатеринбургское духовное училище Митя Мамин — будущий известный писатель Д. Н. Мамин-Сибиряк.
Поскольку Феоктист оказался в одном классе с Василием Ключевским, я сегодня имею возможность узнать о том, каким учеником был мой прадед. Преподаватель Иван Мизеровский, составляя списки учащихся Пензенского уездного духовного училища за «генварскую треть» 1856 года, характеризует их способности к арифметике и географии следующим образом: Василий Ключевский — «весьма хорошие», идущая далее группа юношей — «очень хорошие», Феоктист назван в числе воспитанников просто «хороших» способностей. Он не «очень усерден», но просто «усерден», зато поведения «весьма хорошего». Оценки по арифметике и географии: лучший ученик Ключевский — 1, Тихомиров — 2 (тогда высшим баллом являлась единица).
Будущие священнослужители писали изложения и сочинения. Им предлагалось, например, переложить прозаический отрывок о пользе наук в «прозу же» или стихи в прозу. А вот темы сочинений: «Господь любит праведников», «Надобно всегда говорить правду», «Усердная молитва поправляет расстроенное здоровье», «Должно молиться Богу со вниманием», «Бог переселил Авраама в землю Ханаанскую», «Должно любить врагов» и тому подобное. Оценки за сочинения были словесные: «На первый раз достаточно»; «очень порядочно, только в последней части смысла нет»; «очень изрядно»; «мысли верные и хорошие в обоих периодах», «мало соображения»... У Феоктиста оценки самые разнообразные — от «очень достаточно» и «очень порядочно» до «мало годного» и «мало дельного».
В 1856 году после окончания четырехклассного духовного училища Феоктист Тихомиров поступает в Пензенскую духовную семинарию — и тоже в один класс с Василием Ключевским.
Пенза тех лет «была небольшим губернским городом, может быть, из тех, о которых городничий (персонаж гоголевского «Ревизора». — Л. М.) говорил, что до них три года скачи — не доскачешь. Но история прошла через нее громким шагом — город был связан с многими историческими воспоминаниями. <...> Губернским городом Пенза стала в самом начале XIX века».
Пензенская семинария открылась в 1800 году. Поначалу она располагалась в старом воеводском, или вице‑губер­натор­ском, доме. Это солидное трехэтажное здание с флигелем еле вмещало всех воспитанников, число которых уже через три года перевалило за тысячу вместо изначальных трехсот. Даже когда перевели библиотеку в помещение Никольского храма, а низшие училища — приходское и уездное — пере­ехали в два дома на усадьбе Яшева, все равно в семинарии было тесно. Кроме того, дом и флигель ветшали. Однако «на помощь заведению совершенно неожиданно пришло несчастье, по пословице «Не бывать счастью, да несчастье помогло». Страшный пожар 1858 года, истребивший полгорода, захватил и здание семинарии». Его восстановление заняло целых десять лет, так что семинаристы ютились в тех же Яшевских домах. «Конечно, пришлось испытывать тесноту горшую, чем в воеводском доме». Полноценной учебе не способствовала и скудость средств, отпускаемых на содержание воспитанников, довольствовавшихся «больше духовной пищей».

Церковь во имя Казанской иконы Божией Матери в селе Алексеевка Башмаковского района  Пензенской области. Современная фотография А. И. Дворжанского

Состоявшие на казенном содержании должны были жить в самом учебном заведении, но мест для всех не хватало, и многие селились на квартирах. «Обитали семинаристы большею частью за рекой Пензой и около Лебедева моста <...> ютились у бедноты, в тесных грязных помещениях, спали вповалку на голом полу, укрывшись, чем кто мог. Одежда у них была самая простая: у немногих были нанковые сюртуки, а большая часть ходила в халатах из полосатой материи». Тесное общение с беднотой городских окраин еще больше огрубляло бурсацкие нравы. В 1858 году Пензенскую семинарию ревизовал инспектор Казанской духовной академии архимандрит Филарет. Он весьма сдержанно и дипломатично отметил эту «простоту нравов», «выражавшуюся даже дерзостью перед наставниками в классах». В действительности обстановка в семинарии того времени была куда серьезнее.
Страна в преддверии Александровских реформ переживала период острой идейной борьбы, что не могло не волновать наиболее просвещенных воспитанников. Они, скорее всего, читали журнал «Современник» и только что вышедшие «Губернские очерки» М. Е. Салтыкова-Щедрина. Из Мос­квы, Санкт-Петербурга, Харькова, Казани доходили слухи о студенческих волнениях. «Бурсаки» же были вынуждены изо дня в день зубрить латинские тексты, переводить с древних языков на русский и обратно, заниматься оторванным от жизни бесплодным умствованием. Это рождало чувство протес­та. В 1856–1860 годах, когда в Пензенской семинарии учился Василий Ключевский, здесь ходили по рукам «дерзкие» стихи. Вполне возможно, что будущий историк и являлся их автором. Вот, к примеру, стихотворение «Жизнь семинариста»:

Как скучна, безрадостна
Жизнь семинариста;
Скрыт совсем от бедного
Храм святой науки,
Тщетно просит истины
У своих педантов
И живого знания
В книгах он старинных.
Все его наставники
Заняты наукой
Древней и бесплодной.
Этим мертвым знанием
Он совсем оторван
От людей — и в обществе
Сирота презренный.

Были и гораздо более грубые выражения протеста. Так, однажды в окно преподавателя протоиерея Я. П. Бурлуцкого влетел здоровенный булыжник. Никто не пострадал, но событие всколыхнуло всю семинарию. Дознаться, кто это сделал, не удалось, дело замяли, однако от некоторых неугодных семинаристов постарались избавиться. Были исключены друзья Ключевского братья Василий и Степан Покровские. 17 декабря 1860 года и сам Ключевский подал прошение об увольнении…
Яркая талантливая личность не может не влиять на окружающих. С Васей Ключевским, уже в юности знавшим гораздо больше своих сверстников, общаться, я думаю, было чрезвычайно интересно. Случалось, он вступал с преподавателем в дискуссию. Разгорались настолько острые и захватывающие прения, что, «несмотря на давно прозвеневший звонок, никто не трогался с места». Расходясь, товарищи говорили Ключевскому: «Шут тебя знает, откуда [ты] брал слова и примеры!»
Живой ум умел извлечь пользу и из семинарского обучения. В. О. Ключевский го­ворил: «Схоластика — точильный камень научного мышления: на нем камни не режут, но об камень вострят». Всевозможные латинские упражнения, переводы с одного языка на другой, заучивание наизусть богословских текстов, требования точного изложения и вышколенной аргументации в сочинениях — все это в итоге пригодилось не только историку Ключевскому, но и будущим священникам, в частности, моему прадеду Феоктисту Ивановичу. Тем не менее, Ключевскому тесны были семинарские стены. Весной 1861 года он получил наконец увольнительное свидетельство, чтобы к осени навсегда уехать из Пензы и продолжить образование в Московском университете.
В Пензе до сих пор сохранились и теперь реставрируются деревянные дома Ключевских и их соседей. В них размещается музей знаменитого русского историка. Может, здесь когда‑то бывал и мой прадед Феоктист Тихомиров?..
Я не знаю, сколько в семье дьякона Ивана росло детей, но что Феоктист не был единственным — уже ясно: передо мной снимок двух пожилых священников, сфотографировавшихся в Казани, судя по всему, в самом начале ХХ века. На обороте написано: «Феоктист Иванович Тихомиров с братом». Брат явно старше, а возможно, и саном повыше. Наверняка прадед имел и других братьев и сестер — ведь семьи сельских священнослужителей были, как правило, многодетными. Словно в подтверждение этого я получила из Пензы снимки старинного надгробного памятника на кладбище села Поим. Надпись гласит: «Здесь покоится прах учительницы Поимской земской женской школы Анны Ивановны Тихомировой. Умерла 6 мая 1909 г., от роду ей было 57 лет. Учительствовала в селе Поим 30 лет. Мир праху твоему». Все совпадает. Анна Ивановна моложе Феоктиста Ивановича на одиннадцать лет — ну так и у нас с сестрой та же разница в возрасте. Фамилии и отчества одинаковые. К тому же Поим от Невежкина, где долгие годы жил мой прадед, всего в двенадцати километрах, то есть совсем рядом. Думаю, А. И. Тихомирова вполне могла быть сестрой Феоктиста Ивановича.
В 1862 году Феоктист Тихомиров окончил Пензенскую духовную семинарию. Женился он, по‑видимому, на следующий год — в 1863‑м. Его матушкой стала 17‑летняя Анна.
К сожалению, о своей прабабушке я знаю очень мало. Надпись на фотографии, где она в окружении трех внуков, называет ее Анной Ивановной. А в служебном формуляре мужа значится: Андреевна. Уточнить отчество помогла добротно составленная ведомость Ильинской церкви села Невежкино за 1897 год. Все‑таки Андреевна! А вот насчет сословия, предположив, что Анна Андреевна, как это тогда практиковалось, была из духовных, я ошиблась: в недавно обнаруженном письме одного из ее внуков говорится: «Бабушка происходила из мещан г. Чембара, вроде родственники ее торговали мясом. Она была очень энергичная, хорошая, гостеприимная хозяйка. Гости всегда были в их доме, знакомые и незнакомые. Готовила очень вкусную пищу, особенно вкусные у нее были пироги, плюшки, наливки и другие кушанья».
19 февраля 1863 года Феоктист Тихомиров, как сказано в архивном документе, был рукоположен «во священника Архангельской церкви села Никольского (так в документе названо село Ляча — по возведенной в 1819 году церкви святителя Николая. — Л. М.)
Наровчатского уезда». Но тут надобно небольшое отступление.