"Война и хлеб: тайны Селиксенского гарнизона"// Сура. 2015. №3. С. 97-103 (сокращ.вариант).
Осенью 1941 г. на территории, прилегающей к ж/д станции Селикса, была сформирована 37 запасная стрелковая бригада (с 1944 г. - дивизия). Прибывающие из разных уголков страны новобранцы проходили здесь ускоренную боевую подготовку и отправлялись на фронт в составе маршевых команд и новых воинских частей. За период Великой Отечественной войны данное соединение отправило на фронт свыше 400 тыс. обученных бойцов [1]. По всей видимости, дальнейшее изучение архивных документов скорректирует эти показатели в сторону увеличения. Однако последний аспект темы отнюдь не является для нас основным. По нашему мнению, процесс формирования военных резервов должен оцениваться через показатели, характеризующие условия боевой учебы и повседневного быта новобранцев. Эта задача представляется крайне важной для воссоздания целостной картины событий войны и формирования многостороннего понимания ее истории. Именно в солдатской повседневности с огромной силой проявляется бессмысленный и бесчеловечный характер войны. Поэтому в данной статье нам хотелось бы поговорить об одной из главных проблем военного быта, а именно - продовольственном обеспечении запасных частей в военный период. Главной темой разговора будут выступать организация питания военнослужащих 37 ЗСБ.
Одной из главных проблем военного руководства 37 ЗСБ было обеспечение солдат продовольствием согласно нормам красноармейского пайка. К сожалению, далеко не всегда эта задача выполнялась успешно и в срок. Народная память донесла до нас воспоминания очевидцев, рисующие страшную картину голода и массовой смертности в Селиксенском гарнизоне. Возникает закономерный вопрос: что явилось причиной хронического недоедания красноармейцев?
Ответственность за случившееся традиционно принято возлагать на командование бригады. Теоретической базой данного подхода стала публикация Г.П. Тамбовцева и В.Г. Волкова, где авторы заявили буквально следующее: «Командование селиксенских частей на протяжении временного отрезка с осени 1941 г. по конец зимы 1941-1942 годов занималось растранжириванием и разворовыванием имущества и денежного довольствия своих частей. Пользуясь полной бесконтрольностью со стороны местной гражданской администрации и бесправием молодого пополнения, ответственные за беззакония и нарушение присяги лица присваивали дорогостоящие продукты» [2]. Этот постулат был некритично воспринят и впоследствии растиражирован средствами массовой информации, школьными учителями и экскурсоводами, что повлекло за собой формирование исторического мифа, мало соответствующего действительности. А ведь в указанной работе пензенских краеведов были выделены и другие, не менее серьезные причины описываемых событий: территориальная удаленность лагерей, слабая инфраструктура и т. д. [3] К большому сожалению, эти выводы оказались мало востребованными в среде любителей пензенского краеведения.
В основу тезиса о преступных действиях командования 37 ЗСБ были положены воспоминания ряда очевидцев. Например, житель пристанционного поселка В.П. Охин указывал на то, что «офицеры... распродавали из-под полы продукты, пользуясь смутным временем» [4]. Но далеко не все опрошенные нами свидетели едины в оценке действий местных военачальников. Большинство из них подтверждает наличие голода в частях гарнизона, но указывает на иные причины его распространения. Медсестра полкового стационара Н.С. Лобанова сформулировала их наиболее ясно: «Это все ложь, что воровали. Продуктов в Селиксу поступало до такой степени мало, что воруй-не воруй, а голод все равно был бы. Народу в дивизии было много. Продуктов – мало. Вот в чем причина. Это не командование дивизии виновато, а те, кто стоял выше, кто отвечал за поставки продовольствия и транспорт. А командование дивизии сделали крайним» [5]. Достоверность этого вывода подтверждают и архивные документы, иллюстрирующие деятельность тыловых служб гарнизона.
Формирование бригады происходило ускоренными темпами и в крайне сложных условиях. Действующая армия нуждалась в подготовленных резервах, поэтому количество прибывающих для военного обучения новобранцев значительно превышало штатную численность подразделений. В донесении о боевом составе 29 запасного артполка от 30 сентября 1941 г. указано, что «по штату в нем предусмотрено 2954 военнослужащих, а по списку числится 3437 человек» [6]. Понятно, что интендантам воинских частей было крайне сложно обеспечить личный состав продовольственным пайком, который очень часто выписывался исходя из штатной численности подразделений, а не по факту наличия в них бойцов. К тому же, поступавшие в бригаду продукты изначально было негде хранить. Из материалов обследования имущества, произведенного 11 сентября 1941 г., следует, что «на разгрузочной площадке вся мука промокла и превратилась в тесто» [7]. Прибывающее на станцию продовольствие вынужденно складировалось под открытым небом, что в условиях распутицы неизбежно приводило к его быстрой порче.
С течением времени жизнь лагеря улучшалась, в бригаде появлялась необходимая инфраструктура. Силами красноармейцев были возведены овощехранилище и склады для хранения зерна, построены и утеплены кухонные очаги, сооружены хлебопекарни и столовые. Была налажена связь с тыловыми складами в г. Пензе, отработаны «деловые контакты» с местными жителями, появилось свое подсобное хозяйство. Казалось, что основные продовольственные трудности должны были остаться позади. Однако голод по-прежнему сопровождал новобранцев с момента их прибытия в часть и до отправки на фронт. Суровые условия проживания в совокупности с тяжелыми физическими нагрузками и стрессами провоцировали обострение имеющихся хронических болезней, а также распространение дистрофии. Общее ослабление организма, наступавшее в условиях хронического недостатка питания, приводило к росту смертности. В пояснительной записке за IV квартал 1941 г. врач 103 запасного стрелкового полка указывал на «резкое истощение организма» умерших бойцов [8]. Мрачная слава об учебном лагере под Пензой разнеслась по всей стране.
В воспоминаниях участника Великой Отечественной войны В.И. Попова приведен характерный разговор бойцов, состоявшийся по пути на фронт: «В госпитале и в поезде мы немало рассказов наслушались о порядках в запасных полках. Занятия от зари до зари. Кормежка — ноги вытянешь.— Не знаю, как этот, смоленский, — говорил сержант Иткин, — а вот о запасном в Селиксе под Пензой я наслышался. Туда, говорят, сам Ворошилов приезжал порядок наводить. Командира, некоторых его заместителей, голодом моривших солдат, по его приказу расстреляли» [9].
На фронте солдаты рассказывали не менее страшные истории о жизни в запасной бригаде. Один из ветеранов вспоминал: «Попал я в лагерь, в запасной полк. Есть такое местечко – Селикса называется: там был очень большой военный городок. И в нем нам пришлось сильно голодать. Те, у кого жили рядом родственники, еще как-то держались, а я вообще превратился в голодного дистрофика. Дело доходило до того, что, когда офицеры ужинали, я ходил и собирал головы от селедок, продал всю верхнюю гражданскую одежду! Однажды врачи сказали, что жить мне осталось не больше двух недель... Прежде чем отправиться на фронт, мы должны были пройти медицинскую комиссию. Когда я разделся и предстал перед комиссией, врачи просто ужаснулись: такой я был худой. Поэтому сразу на фронт меня не отправили. Я оказался в роте оголодавших с такими же, как я, и там нас откармливали месяца полтора» [10].
Архивные документы свидетельствуют о крайне неблагоприятной ситуации в области снабжения бригады продовольствием. Степень остроты продовольственной проблемы, сложившейся в 37 ЗСБ осенью 1941 г., характеризует арест начальника продснабжения гарнизона. Согласно документам, капитан Д. ежедневно направлял закупщиков в г. Пензу и другие населенные пункты, а они возвращались обратно без продуктов, что в военное время было совершенно недопустимо [11]. Несмотря на то, что самым голодным для лагеря временем можно считать 1941-1942 гг., вопрос организации питания остро стоял на всем протяжении существования 37 ЗСБ. Это подтверждают материалы проверок гарнизона военным руководством. Так, 10 июня 1943 г. командир бригады подполковник Соловьев отмечал, что на протяжении многих недель в бригаде питаются одним пшеном, а на кухнях и в столовых нет даже овощей. В его же приказе от 16 декабря 1943 г. отмечено, что красноармейцы массово употребляют в пищу хлопковые жмыхи, что приводит к возникновению болезней. Комиссия Главупроформа, посетившая бригаду в феврале 1944 г., отмечала, что «супы готовятся очень жидкие. До 50% картофеля идет в расход. Блюда готовятся вкусные, но мало по количеству» [12].
Более конкретными в своих формулировках были командиры воинских частей. В приказе от 18 марта 1944 г. командир 98 запасного стрелкового полка открыто заявлял о том, что благодаря неудовлетворительной организации питания среди личного состава распространяется дистрофия [13].
Наконец, предельно ясно выражали свое отношение к происходящему сами бойцы. Приведем наиболее типичные выдержки из цензурных донесений, цитирующих тексты солдатских писем:
«...Питание скверное, очень похудел, и здоровье стало ухудшаться...»
«...Насчет питания очень плохо, варят суп из мерзлой капусты, сладкий, как мед. Я как покушаю, так начинает рвать…»
«...Садишься за стол — есть хочешь, из-за стола выйдешь — еще хуже есть хочешь. Теперь бы плохую тыкву и гнилой картофель, и то стал бы есть».
«...Голодно сильно... От меня остались одни кости, ходить не могу».
« ...Все время очень хочется есть. Уже многие лежат на койках, опухли. Вы меня не узнаете, какой я плохой».
«...Пойдешь в столовую не дождешься, когда дадут крошку, а как дадут, два раза откусишь и ложки 4 хлебнешь — и все. И то был бы суп, а то одна водичка и мерзлые 1-2 картофелины...» [14].
Многочисленные факты голода в бригаде подтверждают все опрошенные нами очевидцы. Н.Е. Костина вспоминала о помощи, оказываемой местными жителями новобранцам: «Мама и молоко даст, и кисель сварит, другие еще чего дадут, вот так и подкармливали. Я помню, они чечевицу такую черную приносили... Черную похлебку из чечевицы, этим они, оказывается, и питались».
Хуже всего приходилось призывникам из советских республик Кавказа и Средней Азии. По словам В.И. Прорехина, они часто занимались попрошайничеством: «Ходили по домам и чего хочешь могли отдать. Пацаны у них за еду выменивали ажурные ремни и пояски с железками. Тогда голодали все, а эти вот страдали больше других». Здесь стоит упомянуть о еще одной проблеме. Взамен растительного и животного масла на складах часто выдавали партии свиного нетопленого сала. Несмотря на голод, красноармейцы из нерусских национальностей в силу религиозных чувств иногда отказывались от приема пищи, приготовленной на этом сале. Поэтому дополнительной заботой для командиров воинских частей стало отдельное приготовление пищи без закладки свиного сала [15].
Постоянное недоедание провоцировало солдат на совершение преступлений. Жительница поселка у ст. Селикса В.Н. Яшина вспоминала: «Напротив станции в лесочке располагался базар, где мы продавали лепешки. Солдаты делали крючки, просовывали их между ног торговок, и утаскивали еду... Ну, понятно, ведь не будут женщины догонять его»...[16]
Весьма характерным для нас представляется тот факт, что схожие проблемы с питанием испытывали бойцы и в других запасных воинских формированиях. Многие фронтовики навсегда сохранили память о пребывании в учебных лагерях, сопровождаемых недоеданием и болезнями. Нижегородец Игорь Петрищев так вспоминал о своем пребывании в Гороховецких военных лагерях: «Кормили нас очень плохо. Бывало, принесут котелок каши, успеешь задеть ложкой один раз, а второй раз полезешь в котел за кашей, а там ее уже и нет». Схожие воспоминания оставил его земляк Марк Лурье: «В день выдавали 700 граммов хлеба, но это был не хлеб, а сырая мякина. На каждых 14 человек дважды в день давали банную шайку супа, а вечером каждый боец получал еще мизерную порцию каши. Кто находился в Гороховце больше двух месяцев, заболевал дистрофией...» [17]
Йошкаролинец Петр Петухов так рассказывал о питании в Суслонгерских лагерях, размещавшихся в годы войны на территории Республики Марий Эл: «Как кормили? Утром баланда из чечевицы и картофельных очисток, в обед суп из той же чечевицы, на второе каша. Да буханка мерзлого хлеба из примесей на четверых - ее съедали в один присест за завтраком» [18].
В статье Е.Ф. Кринко и И.Г. Тажидинова приведены воспоминания писателя Леонида Андреева, новобранцем оказавшегося в Тесницких лагерях под Тулой: «Первые дни, когда еще жили домашней упитанностью, порции казались большими. Вскоре пришел голод, он не оставлял нас все время нахождения в лагере... Только два-три раза я был сыт, да и то не впрок – объедался. Это были дни нарядов на кухне… вконец изголодавшиеся, мы ели не разбирая и не задумываясь о последствиях – знали, что завтра снова наступит мучительное ощущение. А затем было военное училище в Казани: «...ложка второго и плохое первое на обед, что-нибудь одно на завтрак, ложка второго на ужин, потом, впрочем, и она исчезла. Выдумывали и такую вещь: если суп варится с мясом, то в этот день выдают хлеба на 50 г меньше… Мы истощались неуклонно и катастрофически. При изменении положения тела кружилась голова, всё скорее и скорее уставали на занятиях. Когда принимали присягу, один упал в обморок от истощения» [19].
Призывник Михаил Бражников, направленный в учебный автомобильный полк, дислоцированный в с. Бессоновка, за три месяца занятий испытал все «прелести» курсантского пайка: «Питались под открытым небом, мороженой капустой да мерзлой картошкой, все это было переварено донельзя. Страшно вспомнить, как питались...»
Жизнь впроголодь была нормой и для военных училищ. Житель г. Пенза Борис Рыжов оставил воспоминания о своем пребывании в Кемеровском пехотном училище: «Мы, четыре курсанта, дежурили по столовой: разносили еду, убирали со столов посуду. Когда закончился ужин, мы вчетвером съели сорок четыре порции гречневой каши, и остались голодными. Повар говорил: «Ребята, я дал бы вам еще каши, но боюсь за вас». Порции были такие маленькие, что завтрак и ужин мы даже не чувствовали, и лишь обед чуть напоминал, что ты вообще что-то ел. Раз в неделю был «вегетарианский ужин»: давали две картошки в мундире, чуть больше куриного яйца, и ложку соленой капусты. Если попадется гнилая картошка - ешь только капусту. За три месяца я так там ослаб, что не мог забросить учебную гранату весом 400 грамм на 4-8 метров, не мог перепрыгнуть забор высотой 70 см и траншею шириной 70 см, и это в 18 лет» [20].
Таким образом, хронический недостаток питания можно признать общей проблемой, характерной для большинства тыловых воинских частей. Но в чем скрывалась ее главная причина? Конечно, вслед за очевидцами, велик соблазн указать на расхищение продуктов офицерами, и подобные факты действительно находят свое подтверждение в архивных документах. В приказе командира 37 ЗСБ от 19 ноября 1942 г. отмечалось, что в 85 запасном стрелковом полку «систематически не додаются продукты на кухню или не полностью закладываются в котел, имеют место случаи хищения продуктов на складе и столовых». 18 ноября 1941 г. за получение продуктов обманным способом из столовой военторга (по поддельной записке) был наказан курсант Ч. Тогда же был установлен ряд фактов незаконной выдачи продуктов офицерам и вольнонаемным работникам. В мае 1942 г. ревизия столовых выявила, что в них имеют место недостачи мяса, хлеба и сахара». В августе 1943 г. по приказанию политрука Р. начальником подсобного хозяйства сержантом О. было продано на рынке 100 кг картофеля и 45 кг огурцов за 2500 рублей, на которые были куплены часы для Р. Расследование военной прокуратуры 37 ЗСБ показало, что майор Д. незаконно получил на продовольственном складе 30 кг свинины [21]. Из приведенных фактов очевидно, что случаи хищений продовольствия не являлись редкостью в Селиксенском гарнизоне.
Однако простой арифметический подсчет показывает, что для организации питания запасной бригады численностью примерно в 20 тыс. человек ежедневно требовалось более 13 тонн хлеба, 2 тонны крупы, 1,5 тонны мяса и 2,4 тонны рыбы. С учетом столь значительного расхода продуктов размеры хищений, приведенные выше, представляются несущественными, и, значит, не могут быть определяющим фактором голода среди новобранцев.
К тому же, многие действия командования 37 ЗСБ наоборот были направлены на устранение негативных явлений в сфере продовольственного снабжения. Для профилактики различных хищений всем офицерам предписывалось «строжайше следить, чтобы продукты, положенные к отпуску на питание, полностью, до одного грамма, выдавались бойцам». Для исключения недовеса все имеющиеся весы требовалось проверить и проклеймить. Хлеб и сахар предписывалось взвешивать только на малых (более точных) весах. Устанавливалось непрерывное дежурство в хлеборезках и на кухнях, а также строгий контроль за раздачей хлеба. В бригадном лазарете отпуск продуктов на кухню осуществлялся дважды в день: утром для дневного рациона и вечером для утреннего приема пищи. Даже вольнонаемному персоналу хлебный паек выдавался строго в определенное время — с 16.00 до 18.00. Для постоянного контроля за расходом продовольствия создавались ревизионные комиссии [22].
Делались попытки разнообразить солдатское меню с помощью включения в него дикорастущих трав, произраставших рядом с лагерем. Так, летом 1943 г. командующий гарнизоном отдал приказ «первое блюдо обеда не менее 3-х раз в неделю готовить из дикорастущей зелени: крапива, щавель, кислица и т. п., ежедневно во время обеда подавать на стол не менее 25-30 грамм на человека зеленого лука с подсобных хозяйств, дикорастущего лука, чеснока и щавеля». Приказом от 14 января 1944 г частям бригады предписывалось «организовать под непосредственным контролем врачей по опыту прошлого года во всех частях производство настоев витамина «С» из хвои с расчетом выдачи его не менее 200 грамм в сутки на бойца [23].
Поварскому составу и заведующим столовых рекомендовалось готовить пищу не только своевременно, но и вкусно, хорошего качества. Предписывалось развернуть между поварами соревнование на лучшее приготовление пищи, а отличившихся — награждать.
Однако несмотря на предпринимаемые командованием усилия, даже в 1945 г. голод в селиксенских лагерях был вполне обычным явлением. В своих донесениях Военному Совету ПРИВО командир 37 ЗСД генерал-майор В.П. Брынзов отмечал, что калорийность пищи в подразделениях занижена. Интересно, что объяснялся этот факт следующим образом: «поставщики не соблюдают стандарт поставок Красной Армии. Особенно это касается овощей, круп; мясо зимой было ниже средней упитанности — истощенное, а также рыба, которая шла навалом; практиковалась замена жиров животных растительными, в силу чего со стороны бойцов имели место жалобы на малый объем пищи в завтрак и ужин. Этот недостаток можно устранить и довести калорийность до нормы, если прибавить на день 30-40 грамм круп» [24].
И все же, в чем заключалась истинная причина голода среди новобранцев запасных и учебных частей? Несомненно, главным фактором была малая пищевая ценность красноармейского продпайка.
В самом начале войны советским государством были потеряны крупные запасы продовольствия, оказавшиеся на оккупированных районах. За несколько месяцев ожесточенных боев страна лишилась половины от всех посевных площадей. Из западных областей не удалось вывезти свыше 70 процентов мобилизационных запасов. В 1942 г. валовой сбор зерна сократился по сравнению с 1940 г. с 95,6 млн. до 29,6 млн. т, картофеля - с 76,1 млн. до 23,6 млн. т. [25] Экономический кризис сделал реальной угрозу массового голода. Уже в июле 1941 г. была введена карточная система на продукты питания в Москве и Ленинграде. Немногим позже продуктовые карточки были введены на всей территории страны [26]. Несмотря на то, что главной задачей государства по-прежнему являлось обеспечение бесперебойного снабжения фронта, осенью 1941 г. были сокращены и нормы довольствия в армии.
Приказом НКО №312 от 22 сентября 1941 г. для РККА были утверждены 4 категории довольствия и 14 продовольственных норм. Пищевая ценность новых пайков измерялась в пределах от 2528 до 4712 калорий. Красноармейцы запасных частей, не входившие в состав действующей армии, относились к третьей категории военнослужащих. Их суточный рацион варьировался в зависимости от времени года и формировался в основном из следующих компонентов: хлеб из ржаной и обойной муки - 650-750 г, крупа разная - 100 г, мясо - 75 г., рыба - 100 г, овощи - 920 г (из них картофель - 600 г), жиры - 40 г, сахар - 25 г, соль - 30 г [27]. Набор продуктов по калорийности составлял 2880/2690 калорий зимой и летом соответственно [28]. Размеры продовольственного пайка были существенно меньше, чем в частях на передовой.
Однако и утвержденные нормы питания не всегда было возможно обеспечить в полном объеме. Мобилизация из сельского хозяйства работоспособного мужского населения и техники привела к значительному уменьшению валового сбора сельскохозяйственных культур. Поволжские колхозники говорили: «Война идет два дня с половиной, а у нас уже голод» [30]. Армейские склады работали на фронт, а внутренний рынок продовольствия оказался фактически пуст. В сельской местности люди выживали за счет ведения натурального хозяйства и не имели запаса продуктов для продажи или обмена.
Жители поселка у ст. Селикса и прилегающих деревень едины в свидетельствах проблем с питанием в годы войны. Вот как описывает военный голод житель пристанционного поселка Н.Ф. Миронов: «Нам, ребятишкам, питания не хватало. У меня было постоянное головокружение от малокровия, я падал. Мать мне говорила: «Ты, Колька, не вставай, закрой глаза и лежи». Бывало, идешь себе, и вдруг земля поворачивается на 90 градусов... Приходишь домой и спрашиваешь: «Мам, а чего это земля становится вверх тормашками?» [31]
Тяжелые воспоминания о военных буднях сохранил уроженец с. Чемодановка В.И. Прорехин «Мы голодали всю войну. Продукты плохие были, картошка и каша, да и то, если урожай. Хорошо коровы были. Нас всё время выручали коровы. Если б не они, и мы бы загнулись».
Н.Е. Костина, жительница с. Никольское, расположенного неподалеку от ст. Селикса, каждый день ходила пешком в областной центр, пытаясь выручить деньги от продажи домашних вещей. Она также, как и многие свидетели, отмечала, что их семья выжила только благодаря наличию коровы: «У нас корова была, пасла я ее сама лично. И вот молоком-то мы и спасались, иначе, может, и загибли бы вовсе».
Современные исследователи утверждают, что суточный рацион питания взрослого населения в городах и рабочих поселках СССР составлял в 1942 г. 2555 калорий, в 1943 г. - 2751 калорий, т. е. был фактически одинаковой пищевой ценности с красноармейским [32]. Однако следует учитывать колоссальный объем нагрузок, которые должны были вынести новобранцы военных лагерей.
Ситуацию с питанием несколько выправляла шефская помощь, оказываемая 37 ЗСБ пензенским колхозам. Так, с 28 сентября по 2 октября 1942 г. 5500 красноармейцев, сержантов и офицеров принимали участие в помощи колхозам и совхозам Пензенской области по уборке хлебов [33]. За счет использования труда бойцов склады бригады пополнялись мясом и овощами, но и привлеченных запасов продовольствия было недостаточно.
Наверное, многие бойцы 37 ЗСБ удивились бы тому, что и перевод на фронт далеко не всегда спасал от голода. В изданном по итогам проверки 8-й гвардейской стрелковой дивизии им. генерал-майора И. В. Панфилова приказе отмечалось, что из-за недополучения продуктов за октябрь-декабрь 1942 г. пищевая ценность в сутки на бойца составляла от 1800 до 3300 калорий [34]. И в тылу, и на фронте армейское командование постоянно искало способы улучшить питание солдат. Однако энергетическая ценность норм питания военнослужащих не соответствовала объему и характеру нагрузки в запасных частях. Неудивительно, что в памяти многих ветеранов голодное время, проведенное в учебных лагерях, занимает едва ли не главное место, заслоняя собой даже самые яркие воспоминания о фронтовых событиях. Убеждены, что наша задача — продолжить исследования одной из самых малоизученных тем в историографии Великой Отечественной войны.
Автор просит читателей, обладающих информацией о 37 запасной стрелковой бригаде, связаться с ним по телефону (8412) 654061 или по электронной почте kladovzar@gmail.com
Примечания
1. Данные приведены за период с сентября 1941 г. по июль 1945 г. Подсчитано по: Центральный архив Министерства обороны РФ (далее ЦАМО). Ф. 37 ЗСД. Оп. 544695. Д. 1. Лл. 10-17.
2. Тамбовцев Г.П., Волков В.Г. Селиксенские лагеря РККА в годы Великой Отечественной войны // Записки краеведов. Сборник материалов. Вып.1. П., 2003. С. 139.
3. Там же. С. 138.
4. Охин В.П. Воспоминания // Память сердца. Заречный. 2005. С. 50.
5. Малышев Е. Раскрывая секреты Селиксы // Улица Московская. 2008. 17 октября.
6. ЦАМО. Ф. 29 ЗАП. Оп. 1. Д. 5. Л. 49.
7. Там же. Ф. 37 ЗСД. Оп. 538313. Д. 2. Л.1.
8. Там же. Оп. 432113. Д. 29. Л. 18.
9. http://history.milportal.ru/2014/05/my- … do-nareva/ (Дата обращения: 01.02.2015).
10. http://vkurse.ru/article/6536301/ (Дата обращения: 01.02.2015).
11. ЦАМО. Ф. 37 ЗСД. Оп. 538313. Д. 2. Л. 22.
12. Там же. Оп. 432120. Д. 1. Лл. 5, 45-46; Ф. 20 ОШБ. Оп. 432107. Д. 1. Л. 30.
13. Там же. Ф. 98 ЗСП. Оп. 549077. Д. 1. Л. 152.
14. Там же. Ф. 37 ЗСД. Оп. 432119. Д. 23. Лл. 38-42.
15. Там же. Оп. 538310. Д. 5. Л. 40.
16. Воспоминания Н.Е. Костиной, В.И. Прорехина и В.Н. Яшиной хранятся в фондах МУК «МВЦ» г. Заречного.
17. Фролов Н. Из истории Гороховецких лагерей // Уездная хроника. 2014. 10 октября.
18. До передовой не дожили // Труд. 2005. 7 июля.
19. Кринко И.Г., Тажидинова И.Г. Питание военнослужащих в 1941-1945 гг. // Вопросы истории. 2012. №5. С. 40, 45.
20. Воспоминания М.В. Бражникова и Б.И. Рыжова хранятся в личном архиве В.Ю. Кладова.
21. ЦАМО. Ф. 37 ЗСД. Оп. 432113. Д. 1. Л. 170; Оп. 432120. Д. 1. Л. 10; Оп. 538307. Д. 2. Л. 13; Оп. 538309. Д. 1. Л. 93; Оп. 538337. Д. 1. Л. 23; Ф. 20 ОШБ. Оп. 432105. Д. 1. Л. 77.
22. Там же. Ф. 37 ЗСД. Оп. 538340. Д. 2. Лл. 48-48 об.; Ф. ВЛ 141. Оп. 544685. Д. 1. Л. 4.
23. Там же. Ф. 37 ЗСД. Оп. 432120. Д. 1. Л. 5.
24. Там же. Оп. 432119. Д. 17. Лл. 3, 55-56.
25. Тыл советских вооруженных сил в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. М., 1977. С. 186-187.
26. Смирнова Л.В. Карточная система и нормированное снабжение гражданского населения г. Ленинграда и Ленинградской области в годы Великой Отечественной войны // Вестник Томского государственного университета. История. 2014. N. 3. С. 63.
27. Русский архив. Великая Отечественная. Т. 13 (2-2). Приказы народного комиссара обороны СССР 22.06.1941-1942. М., 1997. С. 98.
28. Кольга Г.И. Военная повседневность: продовольственное обеспечение Красной Армии и германского вермахта в ходе второй мировой войны: сравнительный анализ // Научные ведомости БелГУ. Сер. История. Политология. Экономика. Информатика. 2010. №19. С. 90.
29. Составлено по: Русский архив. Великая Отечественная. Т. 13 (2-2). Приказы народного комиссара обороны СССР 22.06.1941-1942. М., 1997. С. 97-98.
30. Сомов В.А. Материально-бытовые факторы мотивации труда в годы Великой Отечественной войны (1941-1945) // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. 2011. №1.С. 230.
31. Воспоминания Н.Ф. Миронова хранятся в фондах МУК «МВЦ» г. Заречного.
32. Кольга Г.И. Указ. соч. С. 91.
33. ЦАМО. Ф. 37 ЗСД. Оп. 544695. Д. 1. Л. 22 об.
34. Кринко И.Г., Тажидинова И.Г. Указ. соч. С. 43.
