НАСТУПЛЕНИЕ НА ЦЕНТРАЛЬНОМ НАПРАВЛЕНИИ

Надо ли говорить, как тяжело приходилось саперам. Днем л ночью, в мороз и злую метелицу работали они по расчистке дорог, открывая путь войскам Красной Армии. Без устали трудились-саперы на степных большаках, проселочных и лесных дорогах. Тут же, на студеном ветру, питались из очажной кухни, солдатских котелков. Согревались, попыхивая махорочными цигарками. А когда усталость валила с ног, забирались в снежные норы и там отдыхали, забывшись коротким, тревожным сном. В такую напряженную пору испытывалась крепость характеров людей, их верность воинскому долгу, стойкость, упорство. Так проходили дни и ночи... В таких условиях работала тогда наша 6-я инженерно-минная бригада РГК — Резерва Главного Командования... Приказом начальника инженерных войск Брянского фронта с 19 января 1943 года бригада была придана 13-й армии, чтобы обеспечить наступление. По замыслу Ставки Верховного Главнокомандования в Воронежско-Касторненской операции две смежные армии Брянского и Воронежского фронтов должны были нанести удар из Тербунов на Касторное и отрезать пути отхода гитлеровцев от Воронежа. Эта задача возлагалась на 13-ю армию генерала Н. П. Пухова, находившуюся на левом фланге Брянского фронта и 38-ю армию генерала Н. Е. Чибисова Воронежского фронта. Одновременно 40-я армия Воронежского фронта наносила удар на Касторное с юга, чтобы окружить главные силы 2-й полевой армии гитлеровцев. Наступательная операция, имевшая целью освобождение важных железнодорожных узлов Воронежа и станции Касторное, создавала благоприятные условия для наступления Красной Армии на курском и харьковском направлениях.
В состав 6-й бригады входил и 115-й инженерно-минный батальон, которым я тогда командовал. Мы получили приказ подготовиться к установке противотанковых мин на левом фланге прорыва 8-й стрелковой дивизии по рубежу населенных пунктов Сапрон, Заречный, Натальевка, Большанка. Для этого требовалось две тысячи противотанковых мин. Однако батальон получил только 300 мин. И тогда перед ним была поставлена другая задача: одной роте с противотанковыми минами выдвинуться в полосу наступления на левый фланг дивизии и прикрыть его от возможных контратак противника, а двум ротам проделать 12 проходов в свои» минных полях и на переднем крае противника, в полосе наступления 8-й стрелковой дивизии и с началом наступления обеспечивать продвижение ее боевых порядков. С 22 по 25 января батальон проделал и обозначил в наших минных полях и проволочных заграждениях 12 проходов. Работенка эта, прямо скажем,— не мед. Правда, мы и раньше делали проходы в своих заграждениях, на переднем крае. Но здесь мины были установлены давно, еще по первому снегу. А потом — то мороз, то оттепель, то метель, вот как сегодня. Мины вмерзли в почву, да и снегом их засыпало порядочно. Пришлось на ощупь разыскивать их, откапывать из-под снега с большой осторожностью, а уж потом обезвреживать и убирать из прохода. Минные поля в местах, предназначенных для развертывания наших войск, были полностью разминированы. Как ни пришлось трудно, но это были наши, отечественные мины, хорошо изученные личным составом. Солдаты знали порядок их установки и разминирования. К тому же и передний край был свой, обжитой, родной. Сегодня ночью нашим саперам предстояло решить новую и очень ответственную задачу—проделать проходы в минных полях и проволочных заграждениях противника, встретиться с врагом с глазу на глаз. Как-то в этой обстановке поведут себя люди? Не растеряются? Ведь батальон впервые участвует в наступательном бою! До этого он решал задачи оборонительного характера.
...Сформированный в октябре сорок первого в Пензе, наш батальон в составе бригады около трех месяцев оборудовал тыловой оборонительный рубеж по реке Сура, осваивая основы военно-инженерного дела: сооружал стрелковые и Пулеметные окопы, позиции для артиллерии и минометов, возводил дзоты, устанавливал железобетонные колпаки для пулеметов и различного рода заграждения, в том числе и минновзрывные. В начале 1942 года бригада совершила форсированный марш в район боевых действий. Но батальон по-прежнему выполнял оборонительные задачи — оборудовал рубеж обороны по реке Дон, а затем в семидесяти километрах западнее Воронежа. Во второй половине июня наш батальон заканчивал сооружение участка обороны в районе станции Курбатово, что в тридцати километрах юго-восточнее Касторного. К концу месяца обстановка резко обострилась. Над районом работ часто появлялись фашистские самолеты. Они бомбили и обстреливали саперов. Со стороны Касторного доносился грохот боя, нараставший с каждым часом. Оттуда начали появляться небольшие группы раненых солдат, разыскивающих медсанбат. Наши войска вели тяжелые бои с противником, который наносил удары из районов Касторного и Горшечного на Воронеж и из Нового Оскола и Волокановки в северовосточном направлении. 30 июня в связи с неблагоприятной обстановкой, сложившейся на стыке Брянского и Юго-Западного фронтов, по приказу штаба бригады батальон передал подготовленный рубеж обороны стрелковым частям и направился в район Гремячьего (25 километров юго-западнее Воронежа). В райцентре Хохол из донесения разведки мы узнали, что Гремячье занято противником, а его танковые колонны движутся на север, в сторону Воронежа.
Не имея связи с бригадой, не зная ее местонахождения и общей обстановки, батальон продолжал двигаться в северо-восточном направлении, обходя Воронеж с запада, по правому берегу Дона. В ночь на 2 июля наш батальон подошел к шоссе Курск — Воронеж, по которому интенсивно двигались фашистские танки на Воронеж. Дождавшись паузы в движении танковых колонн врага, батальон броском пересек шоссе южнее Латной и вышел к Дону севернее Воронежа. Переправившись через реки Дон и Воронеж на подручных средствах, мы сосредоточились в лесу у станции Сомове. Там установили связь со штабом бригады и получили задачу по обеспечению боевых действий войск, оборонявших Воронеж. Ремонт дорог, минирование на переднем крае и в глубине нашей обороны, оборудование позиций для войск, командных пунктов штабов, строительство мостов — вот далеко не полный перечень задач, которые выполнял батальон летом и осенью 1942 года. В оборонительных боях за Воронеж мужали и закалялись воины-саперы, росло их мастерство.
Но вернемся к событиям 1943 года. Сегодня первый наступательный бой батальона. И в этом бою первыми наступаем мы, саперы. Проделывая проходы в заграждениях противника на его переднем крае, мы как бы открываем ворота нашим атакующим войскам. По решению командующего фронтом 13-я армия прорывает оборону противника и наступает главными силами между реками Кшень и Олым. В первом эшелоне, на левом фланге ударной группировки армии, наступает 8-я стрелковая дивизия генерала И. И. Иванова. Начало наступления назначено на утро 26 января. За минувшие трое суток перед наступлением разведчики дивизии и нашего батальона тщательно разведали оборону противника, его минные поля и проволочные заграждения перед передним краем, установили границы, глубину минных полей и тип мин. Молодцы, разведчики! Они ухитрились снять и принести в батальон несколько вражеских мин TMi-42. С этими минами личный состав был знаком лишь теоретически. Теперь же каждый имел возможность рассмотреть их и потренироваться в обезвреживании. Как доложили разведчики, на участке прорыва дивизии сплошного минного поля нет. На левом фланге и в центре обнаружены отдельные участки минных полей шириной 100—120 метров с интервалами примерно до 100 метров. В разрывах между полями имелись проволочные заграждения. А на правом фланге, на фронте до двух километров, находилось сплошное минное поле из противотанковых мин, прикрытое на отдельных участках проволочным забором с навешанными на него порожними консервными банками — для шума. Проволочные заграждения были обнаружены также за минными полями, в непосредственной близости от вражеских окопов. Вот на этом-то участке батальону в ночь на 26 января предстояло проделать двенадцать проходов в минных полях и проволочных заграждениях противника и обеспечить их преодоление нашими атакующими войсками. Правее нас, на участке 132-й стрелковой дивизии, действовали саперы 113-го батальона нашей бригады. Еще накануне я поставил задачи командирам подразделений, определил время выхода саперов на передний край, начало и конец работы, организовал их прикрытие огнем пехоты и установил порядок взаимодействия с подразделениями полка. К проделыванию проходов привлек 1-ю и 2-ю роты, а 3-ю с минами держал в готовности для прикрытия левого фланга дивизии. Тогда же наши командиры рот и взводов излазили передний край, уточнили с командирами стрелковых и 4 танковых подразделений направления проходов в заграждениях противника и порядок их обозначения. Саперы хорошо подготовились к выполнению задачи: изготовили указки, вешки, флажки, заменили и проверили питание в миноискателях, сделали укороченные щупы — для работы на минном поле лежа, произвели расчет групп разграждения. Во второй половине «дня, перед выходом рот на передний край, личный состав батальона собрался на митинг в большом подвале сожженного дома в селе Юрском. В подвале было темно, холодно, дымно. Посредине горел костер, и дым от него застилал заиндевелый потолок, клубился и сизым облаком уходил в разбитое полуподвальное окно. То тут, то там раздавался приглушенный кашель, не то от простуды, не то от дыма. Открывая митинг, я поздравил бойцов с первым наступательным боем и выразил уверенность, что солдаты, сержанты и офицеры батальона в этом бою проявят мужество и отвагу, успешно выполнят поставленную задачу. Заместитель командира по политчасти капитан Г. Б. Тейтельбойм зачитал «Обращение Военного совета 13-й армии ко всем воинам». Слышу учащенное дыхание дорогих мне боевых товарищей, с кем не раз выполнял боевые задачи в трудных и опасных условиях-военной обстановки, с кем познал горечь отступления и тяжелых оборонительных боев, с кем теперь предстоит впервые наступать. Всматриваясь в знакомые липа, я узнал многих из тех, кто пришел в батальон еще в дни его формирования. Вот напротив меня, за костром, выделяется крупной фигурой, полным лицом с пышными усами помощник командира взвода, коммунист сержант Иван Анисимович Паршин — ветеран первой мировой войны, полный георгиевский кавалер. Степенный, рассудительный, он пользовался в роте непререкаемым авторитетом. Рядом с ним, устало опершись на винтовку, стоит сержант Семен Григорьевич Дикарев — энергичный, смелый командир отделения. Справа от меня, сурово сдвинув брови, замер отважный минер, командир отделения сержант Василий Сергеевич Кобеев. Рано оставшись без родителей, он с семнадцати лет стал слесарем Елецких железнодорожных мастерских, затем был призван в армию. Участвовал в освободительном походе в Западную Белоруссию, а в 1940 году воевал с белофиннами. После армии Василий работал слесарем, а вскоре и механиком на Елецком ликеро-водочном заводе. Дело у него спорилось, было много задумок по механизации трудоемких работ. Но осуществить их не удалось. В начале войны Василия Сергеевича призвали в армию, и он стал солдатом нашего батальона. Боевой опыт, личная отвага и смекалка быстро выдвинули Кобеева в командиры отделения. В тяжелых боях под Воронежем Кобеев не раз проявлял отвагу и мужество. Однажды ночью под сильным автоматно-пулеметным огнем противника его отделение на «ничейной» земле установило противотанковое минное поле. А утром во время атаки на минах подорвалось четыре фашистских танка и до 80 вражеских солдат. Остальные танки, пытаясь обойти минное поле, попали под губительный огонь нашей артиллерии. За этот бой все солдаты отделения Кобеева были награждены орденами и медалями, а сам командир — орденом Красной Звезды. Вот и вчера, разведывая с отделением границы минных полей на переднем крае противника, под сильным обстрелом врага Василий сумел снять несколько вражеских мин с минного поля и принести их в батальон. С наступлением сумерек 1-я и 2-я роты выдвинулись к переднему краю. К счастью, метель немного утихла, но еще слепила глаза, забрасывала хлопья колючего снега за воротник, холодом забиралась под шинели и ватники. Замполит отправился с 1-й ротой старшего лейтенанта В. В. Макарова, а я — со 2-й ротой старшего лейтенанта М. А. Кусмана. Примерно в километре от переднего края взводы разошлись по своим направлениям. Я вместе с командиром роты пошел со взводом лейтенанта П. Д. Заваруева.
По сравнению с прошедшими днями обстановка в расположении наших войск заметно изменилась. Еще недавно можно было дойти до переднего края, не встретив никого, да и линия обороны была обозначена лишь редкими стрелковыми окопами, в которых несли службу наблюдатели. Чтобы найти блиндаж ротного командира, приходилось немало поползать от окопа к окопу. Теперь всюду виднелись припорошенные снегом холмики свежевыброшенной земли из вновь отрытых траншей и окопов, слышно было тяжелое дыхание солдат, занятых изнурительной, но очень нужной работой. То тут, то там встречались артиллеристы, минометчики, оборудовавшие огневые позиции и устанавливавшие пушки или минометы; тихо скрипели полозья пароконных саней, развозивших снаряды на позиции. Во всем чувствовалась подготовка к чему-то большому, значительному, важному. Вот наконец и передний край. Здесь взводу Заваруева предстояло оборудовать три прохода в заграждениях противника (в створе сделанных нами у себя проходов). Нас встретил командир стрелковой роты и показал, где находятся пулеметный расчет и отделение стрелков, выделенные для прикрытия саперов. На переднем крае обстановка была обычной для длительной обороны. Видимо, подбадривая себя, гитлеровцы периодически постреливали из автоматов и пулеметов, время от времени освещали передний край ракетами. Вот уж ракеты нам ни к чему! Правда, метель частично укрывала саперов. Но все же свет ракет на какие-то секунды пробивался через мглу и, если не приостановить движение, не замереть, сразу же сотни пуль, а за ними и мины со свистом и воем устремлялись в нашем направлении. Потеснив стрелков, саперы расположились в окопе. Лейтенант Заваруев, проверив снаряжение солдат и еще раз уточнив задачу, скомандовал: «Приступить к работе!». Почему-то у саперов принято любую задачу, в том числе и боевую, называть «работой». Отчего это? Может быть, оттого, что любая задача саперов имеет определенные размеры, объем: сделать столько-то проходов, установить, столько-то мин, оборудовать столько-то километров дорог или построить мост длиной столько-то метров. Это как, скажем, работа хлебопашца: завеять столько-то гектаров пшеницей. Или работа металлурга: выплавить столько-то тонн стали. Словом, у нас, саперов, слово «р а б о т а» самое почетное, боевое. Когда я думаю о нашей работе, мне вспоминаются строки Николая Алексеевича Некрасова:
Воля и труд человека
Дивные дивы творят.
Вот и начали наши саперы свои «дивы» творить.
Рота на правом фланге дивизии оборудовала шесть проходов. На левом, шестом, проходе действует отделение сержанта Дикарева. Отделение дружно поднялось из окопа, приняло боевой порядок, залегло. Потом по-пластунски устремилось вперед и... пропало из виду, слившись с ночной мглой. Представляю, как бойцам было тяжело оставлять уютный окоп, товарищей и ползти туда, на «ничейную» полосу, к траншеям врага. По себе знаю: с каждым метром это щемящее чувство оторванности от своих все усиливается, а чувство опасности обостряется. Но вот и кончились наши минные заграждения. Впереди, глубиной до 200 метров, лежит «ничейная» полоса. А далее начинается передний край противника—минные поля и проволочные заграждения; за ними, в 30—50 метрах, на возвышенности,— окопы. Умеет противник выбирать передний край, ничего не скажешь! Продвигаться на «ничейной» — еще полбеды. А вот снимать мины и резать проволоку перед траншеями фашистов, что называется, под самым их носом, когда слышна чужая речь,— удовольствие не из приятных. Вслед за бойцами Дикарева ушли отделения сержанта Василия Кобеева и ефрейтора И. Рамозана. Они оборудовали проходы правее отделения Дикарева. Ефрейтор Рамозан командиром отделения был назначен совсем недавно. Небольшого роста, худощавый казах, с виду мало чем примечательный, однако за умелые и храбрые действия Рамозан снискал уважение солдат и не раз поощрялся командованием. В разведке ли переднего края, при установке мин, ефрейтор всегда действовал бесстрашно, со знанием дела, с желанием выполнить задачу полностью и в срок. Сегодня у Рамозана опасная и сложная боевая задача. Однако волнения или суеты не заметно. Неторопливо, толково он еще раз напомнил бойцам порядок выдвижения и действия саперов на вражеском минном поле, проверил у каждого подгонку снаряжения и уж потом как то по будничному скомандовал: «За мной, ребята!» — и первым выскочил из окопа. Передний край продолжал жить обычной фронтовой, жизнью: гитлеровцы освещали его ракетами, периодически постреливали наугад из автоматов и пулеметов, иногда бросали мины. Наша сторона изредка отвечала одиночными винтовочными выстрелами или короткими пулеметными очередями.
В стрелковом окопе остались только я и командир 2-й роты М. Кусман. Время текло мучительно медленно. Казалось, наши саперы ушли давным-давно, пора бы уже им возвратиться, на самом же деле прошел лишь один час. Каждый раз, как только вспыхнет ракета или застрочит немецкий пулемет, жаром обдавала тревожная мысль: «Обнаружили!..» Но ракета гасла, и передний край снова погружался в ночь; замолкали пулеметные очереди, и наступала тишина. Только слышны были легкий посвист метели да редкие хлопки винтовочных выстрелов. Прошел час, другой... Холод начал пробирать не на шутку. Коченели руки, лицо. Побегать бы, разогреться, да разве это возможно в тесном окопе! Можно лишь, полусогнувшись, потоптаться на месте да похлопать рукавицей об рукавицу. Вдруг справа, где-то метрах в пятистах, поднялась усиленная беспорядочная стрельба. Одна за другой вспыхнули ракеты, и в нашу сторону полетел рой трассирующих пуль. В ответ торопливо застрочили наши пулеметы. Внезапно начавшись, стрельба так же внезапно и прекратилась. «Что это? Почему вдруг стало так тихо? Какая там обстановка?» Тревожные мысли сменяли одна другую, не находя ответа. Вскоре справа от 2-й роты снова завязался бой. Там одна за другой вспыхивали ракеты, слышалась непрерывная стрельба. «Это, наверное, на участке батальона Петрова»,— предположил я. Иван Степанович Петров — кадровый офицер, участник боев на Халхин-Голе — командовал, как и я, одним из саперных батальонов нашей бригады. Это был смелый, решительный командир и мой хороший товарищ. Не первый раз мы с ним решали трудные задачи, находясь рядом, и, как говорят армейцы, всегда хорошо чувствовали плечо друг друга. Но скоро и там стрельба утихла. По-прежнему слышался лишь посвист метели. До боли в глазах всматривался я вдаль, с тайной надеждой скорее увидеть саперов, хотя и знал, что им еще рано возвращаться. Мне были хорошо известны сложности в работе саперов. С одной стороны, она требовала смелости и отваги, а с другой — громадного физического и морального напряжения, большой осторожности. А при разминировании ночью вражеских мин нужна была особая осторожность, нужны были сноровка и мастерство. Как известно, сапер ищет мину руками. Одновременно глазами он наблюдает за противником и товарищами по отделению, за командиром и его сигналами. Вооруженный щупом или миноискателем, он обнаруживает мину, потом очищает от снега и тщательно, с хирургической осторожностью прощупывает ее днище, чтобы убедиться — нет ли там элемента неизвлекаемости. И лишь убедившись в его отсутствии, он обезвреживает мину и удаляет ее за границы прохода. Даже в лютый мороз саперы на минном поле работают без рукавиц и перчаток. И тем не менее, я не помню, чтобы кто-то обморозил руки при разминировании минных полей. Да и как это могло случиться? Как говорил сержант Дикарев: «У сапера семь потов сойдет, пока он одну мину обезвредит!» К тому же ночью ему приходится ползать по-пластунски, под огнем противника. Так что и в мороз бывает жарко... Мысленно я представил себе, как отделение Дикарева, проделав проход в минном поле, приближается к проволочным заграждениям гитлеровцев. Вот отделение приняло новый боевой порядок, который мы отрабатывали накануне: группа прикрытия, приготовив оружие и гранаты к бою, залегла на внутренней границе прохода, готовая в любую минуту прикрыть огнем своих товарищей; группа разграждения с ножницами для резки колючей проволоки и с захватами для ее растаскивания устремилась вперед, к проволочным заграждениям. Вместе с этой группой командир отделения Семен Дикарев... «Лишь бы только их не обнаружили! — тревожился я и тут же старался успокоить себя:—Метель и ветер помогают нашим саперам, да и видимость сегодня плохая, развешанные на проволоке жестяные банки так тарахтят на ветру, что наших ребят никто не услышит». ...Но вот проволока разрезана и растащена в стороны. Командир дает сигнал на отход. Саперы группы разграждения отползают по проходу к его началу и своим огнем обеспечивают безопасность возвращения группы прикрытия, которая по пути устанавливает на проходе оградительные знаки, видимые только с нашей стороны. Вот так должно быть, а как на самом деле — неизвестно. Притопывая озябшими ногами, мы время от времени чутко прислушиваемся: не идут ли? Появились они внезапно. В белых маскхалатах, запорошенные и распластанные на снегу, саперы были незаметны, даже когда вплотную приблизились к нам. Разгоряченные и заснеженные, они по одному скатывались в окоп. Едва отдышавшись, сразу же потянулись к стрелкам за цигарками, чтобы всласть затянуться крепкой махоркой. Пехотинцы шумно приветствовали возвращение саперов, охотно делились с ними куревом, уступали удобные места в окопе. Запыхавшись, ко мне по окопу пробрался Кусман. Из доклада ротного я узнал подробности. Отделение Рамозана, проделав проход в минном поле врага, подползло к его проволочным, заграждениям. Командир отделения с двумя саперами стал резать колючую проволоку на проходе. В этот момент гитлеровцы заметили наших бойцов, осветили их ракетами и открыли автоматный и пулеметный огонь. Первой же очередью трое саперов были ранены, среди них и командир отделения Рамозан. Истекая кровью, они продолжали резать проволоку заграждения. Фашисты усилили огонь по смельчакам, И только выполнив боевую задачу, израненные саперы возвратились к своим и вынесли с поля боя мертвого командира. Рамозан имел пять пулевых ран. Весь маскхалат и шинель были залиты кровью. В его окоченевших руках были зажаты ножницы для резки колючей проволоки.
В это время в окопе появился командир 1-й саперной роты старший лейтенант В.В. Макаров. Неуклюжий, большого роста, он еле вместился в тесном окопе и двигался ко мне боком. До войны Всеволод Васильевич учительствовал на Урале, в Нижнем Тагиле, и там же был призван на фронт. К нам в батальон он прибыл летом 1942 года и как-то сразу влился в коллектив. Ребята полюбили его за простоту, внимательность, за пренебрежение к опасности... Вскоре вместе с замполитом я отправился к командиру дивизии. На командно-наблюдательном пункте дивизии чувствовался напряженный ритм, во всем ощущалась подготовка к времени «Ч» — началу сражения. Отовсюду слышались приглушенные, возбужденные голоса. То тут, то там, прикрывшись плащ-накидкой, кто-то кого-то вызывал, что-то уточнял. Радисты то и дело проверяли связь: «Береза! Береза! Я Клен! Как слышно? Прием!». «Алло, алло! Сосна! Сосна! Я Граб! Даю настройку: раз, два, три... Как понял? Прием!» По ходам сообщения спешили к своим частям и подразделениям старшие офицеры. Во всем чувствовалось приближение того, к чему готовились долгие дни и ночи.
Здесь меня встретил вернувшийся с переднего края дивизионный инженер. Он уже успел побывать у командира дивизии.
До начала артподготовки остались считанные минуты. Как-то незаметно наступил рассвет. Видимость, еще недавно ограниченная несколькими метрами, вдруг расширилась: слева обозначилась небольшая роща, справа — отдельные деревья, в стороне у орудий хлопотали артиллеристы.
Как ни ожидали мы артподготовки, а началась она для нас все же внезапно. Воздух рассек скрежет, какого. мы раньше никогда не слышали; в сторону противника полетели ярко светящиеся хвостатые снаряды, и тут же раздались их мощные гулкие разрывы на позициях врага.
«Так вот как стреляют «катюши»!» Обернувшись на звук, я успел заметить залп реактивных снарядов. Машины гвардейских минометов, как их тогда называли, были расположены в роще за КНП. Вслед за залпом «катюш» сотни орудий обрушили на фашистов сокрушающий огневой удар. Незабываемое впечатление! Мощь нашей артподготовки вызвала много разных чувств: гордость за нашу Родину, за ее армию, уверенность в победе, ненависть к фашистам, желание идти вперед, на врага...
Выходя из хода сообщения, командиры с волнением наблюдали за частыми разрывами реактивных зарядов. Там, у немцев, стоял кромешный ад. С каждой минутой нарастала мощь нашего наступления. В небе появились советские бомбардировщики. Они нанесли удары по целям в глубине обороны противника. Затем к переднему краю подошли краснозвездные танки. Поднимая клубы снега, они на большой скорости миновали наши окопы и ринулись на рубеж вражеской обороны. Вслед за танками, дружно поднявшись из окопов; с криком «у-р-р-а-а!» устремились в атаку пехотинцы. Дивизионный маршрут проходил рядом с КНЦ. Мы разыскали роту Муравьева. Накануне саперы этой роты расчистили маршрут до переднего края, однако ночная метель свела на нет все их усилия. В низинах и изгибах дороги она вновь образовала непроходимые сугробы, и саперы всю ночь пробивали в них коридоры, а вот теперь помогали артиллеристам проталкивать машины и орудия. Несмотря на крайнюю усталость и бессонную ночь, солдаты были бодры, даже веселы, работали с огоньком. Мы с замполитом подошли к группе бойцов, проталкивающих, через сугроб пушку. Сзади нас на повороте дороги забуксовала машина с пушкой, кто-то из артиллеристов позвал саперов, и они заспешили на помощь. Мы шли в сторону теперь уже бывшего переднего края противника. Идти по разбитой дороге было трудно, а по обочине дороги, по целине,— еще трудней. Ноги проваливались в снег почти по колено. Нас обгоняли машины с пушками, повозки с какими-то ящиками, дымящиеся кухни — все спешили вперед, за наступающими войсками. А бой уходил все дальше и дальше на юг. Командира 3-й роты старшего лейтенанта А. В. Муравьева! мы застали возле подбитого вражеского танка, застрявшего в окопе у дороги. Снаряд, видимо, угодил в кормовую часть танка, взорвались бензобаки и снаряды: башня сместилась в сторону и уперлась стволом пушки в снег. Из развороченной кормы танка еще поднимался черно-сизый дым, пахло гарью и чем-то сладко-приторным. Вокруг танка снег порыжел, подтаял, на нем валялись снаряды, банки, противогазы. Муравьев доложил о состояний роты и проделанной работе. Поручив Муравьеву выслать нарочного за оставшимися при штабе батальона повозками, мы пошли по дороге, разыскивая дивизионного инженера, чтобы выяснить обстановку и уточнить дальнейшие боевые задачи.
В воздухе кружились снежинки, пока еще редкие, сухие, колючие. «Ну, начинается! — подумал я.— Нет, не придется саперам и сегодня отдохнуть! Снова прибавится им работы!»
По мере приближения к переднему краю шум боя становился все сильней и отчетливей.
Слева от дороги из мелколесья выскочили наши тридцатьчетверки и, поднимая вихри снега, помчались вперед. В боевых порядках танков сразу же вспыхнули разрывы вражеских снарядов. Вслед за танками к переднему краю мчалось подразделение автоматчиков на лыжах. В маскхалатах они были еле различимы на снегу. Навстречу нам в тыл тянулись раненые. Они шли по одному, по двое, поддерживая друг друга и, казалось, не обращая внимания на звуки пролетавших снарядов и близкие разрывы. Безразличные к опасности, они шли с сознанием исполненного долга. Шли с одним только желанием — скорее найти отдых, согреться и унять боль. Вот и безымянная высота. Под ее северными склонами скрытно от противника стояли два. «виллиса», на ее гребне виднелись фигуры людей. От дороги к стоянке машин в глубоком снегу была расчищена дорожка. Здесь работали саперы 2-й роты. Командир роты разослал людей за лесоматериалом для НП, который здесь нетрудно было найти. Гитлеровцы, очевидно, собирались тут зимовать и настроили много добротных блиндажей и землянок, с перекрытиями в 4— 5 накатов из бревен. Я послал нарочного в штаб батальона с приказанием переместить штаб и доставить во 2-ю роту взрывчатку. Тем временем подъехали наши ординарцы с повозками. Замполит сел в повозку. В это время за стоянкой командирских машин, возле запорошенных снегом кустов боярышника, появилась санная повозка с котлами, вокруг которых столпились солдаты с котелками в руках. Мы подошли поближе. В то время в батальоне не было табельных прицепных кухонь, а обходились так называемыми «очажными котлами», в которых пища готовилась на обычных кострах. Это было неудобно, особенно в наступлении, когда горячую пищу приходилось доставлять вслед за далеко ушедшими подразделениями. Возле кухни уверенно хозяйничал старшина роты Василий Анисимович Гулин. Был он среднего роста, коренастый, со строгим лицом. Зорко наблюдая за очередью солдат, Гулин осторожно черпал половником из бачка водку и наливал в жестяную кружку положенные бойцам сто граммов.
Получив у старшины свою порцию, солдаты подходили к повару, накладывавшему в котелки добрую порцию горячей каши с тушенкой. Старшина, видно, хорошо знал свое дело. Еще в начале артподготовки он вместе с поваром сварил кашу, погрузил на сани котлы, надежно укутал их соломой и еще горячими доставил в роту.
После того, как уехал с высотки комдив, командир роты приказал солдатам приступить к работе по оборудованию НП. В сумерках прибыли повозки с ящиками взрывчатки. Их пригнал начальник штаба батальона, или, как он именовался по штату, «адъютант старший», лейтенант С. А. Петров. Был он среднего роста, слегка сутуловат, застенчив, но пунктуально исполнителен. В батальоне любили его за деловитость, человечность. А на высоте кипела работа. Одни расчищали снег, другие ломами и кирками готовили шурфы под заряды взрывчатки, третьи, разгрузив от нее сани, подвозили заготовленный лесоматериал. Метель разыгралась не на шутку. Если внизу она мела снег в одном направлении, то на высоте творилось что-то невероятное. Снежный вихрь закручивался спиралью то в одну сторону, то в другую, то вниз, то вверх. Скоро все саперы были запорошены снегом с ног до головы — никого не узнать. Быстро наступила темнота. Все реже и реже слышались артиллерийские выстрелы и разрывы снарядов, лишь доносился дробный треск пулеметных очередей, да сквозь белесую мглу еле просматривались пунктиры трассирующих пуль и вспышки ракет. Мой ординарец рядовой А. Д. Преплов обнаружил недалеко от высоты вражеский блиндаж с железной печкой «буржуйкой», где можно было укрыться от непогоды и обогреться. Я только что собрался передохнуть, как среди ночи вместе с вихрем снега в блиндаж ввалился капитан Тейтельбойм. Потирая закоченевшие руки над раскаленной добела печкой, он рассказал о роте Макарова. Да, саперы 1-й роты в этот день сделали немало. Они смело действовали в боевых порядках наступающего стрелкового полка, обеспечили перемещение его артиллерии, устранили различного рода заграждения. В середине дня наша пехота была остановлена залповым огнем противника. На левом фланге полка внезапно показались немецкие танки. Обстановка с каждой минутой накалялась. Надо было срочно заминировать участок местности, но в роте не было мин. В этот момент подоспел взвод лейтенанта Логинова из 3-й роты с минами, погруженными на санки. Взвод быстро выдвинулся на рубеж минирования и под огнем противника установил все двести мин, после чего с боем отошел. Вражеские танки устремились в атаку, и два из них сразу же подорвались на минах. Остальные машины стали разворачиваться, искать обход минированного участка. Воспользовавшись этим, наши артиллеристы открыли по гитлеровцам прицельный огонь и нанесли им большой урон. После этого пехота снова устремилась вперед. Из рассказа замполита я узнал, что особенно отличились в этом бою коммунисты — сержанты Иван Чушкин и Андрей Мельников, ефрейтор Левенец, комсомольцы Мамонов и Батищев. Они действовали бесстрашно... Поздно ночью в блиндаже появился запорошенный снегом старший лейтенант Кусман. Он доложил, что все работы по оборудованию наблюдательного пункта для комдива закончены, обмороженных среди саперов нет. Предоставив блиндаж саперам, которым нужно было согреться и просушить обмундирование, я с ротным пошел на НП. Со стороны дороги послышался нарастающий рокот моторов, и вскоре показались громадины танков, двигавшихся к фронту. Машины шли с потушенными фарами, лишь на корме каждой из них еле заметно мерцали звездочки зеленого огня... С рассветом вновь заговорила советская артиллерия. Наступление наших войск продолжалось.
К утру метель утихла, но мороз усилился. Небо постепенно очищалось от туч, и между ними проглядывало белесое солнце. За ночь сильно замело дороги; и теперь артиллерия увязала в сугробах. В связи с этим наш батальон получил задачу: расчистить дорогу по маршруту Большая Ивановка, Захаровка и Волово. 27 января наши войска овладели крупным опорным пунктом противника Волово, захватили много пленных и боевой техники. Путь на Касторное был открыт. В селе Волово мы впервые увидели большую массу пленных фашистов. Вместо обученной, дисциплинированной армии перед нами колыхалось серо-зеленое скопище безликих, промерзших солдат. Эти горе-вояки были обуты в соломенные эрзац-боты и повязаны крестьянскими шалями и платками, видимо, изъятыми у населения. Поздно вечером в Волово прибыл начштаба Петров. Разыскав меня, он сообщил, что к исходу дня подвижная группа армии овладела Новоселками, во встречном бою уничтожила группировку противника и устремилась на Касторное. По приказу командования основные силы армии поворачивали на запад, где должны были наступать в направлении станции Долгая и села Косоржа. Часть сил направлялась на Курск. Наш батальон получил задание приступить к расчистке маршрута Волово, Воловчик, Кшенский, станция Долгая и оборудованию ледяных переправ через реку Кшень, в полосе наступления 280-й стрелковой дивизии. В ночь на 28 января дивизия сосредоточивается на восточном берегу реки Кшень, на рассвете форсирует реку и начинает наступать на станцию Долгая. Нашему батальону ставилась задача — с началом наступления обеспечить переправу дивизионной и армейской артиллерийских групп и танков. Времени на обдумывание было мало. Я сразу же направил взвод инженерной разведки на лыжах на реку Кшень для ее осмотра и установления связи с частями 280-й стрелковой дивизии, а к Макарову послал связного с приказанием прибыть вместе с ротой в Волово. Еще не имея данных о реке Кшень, я приказал командирам рот собрать и погрузить на повозки как можно больше бревен, горбыля и досок для обеспечения переправы войск. Хотя село Волово очень пострадало от недавних боев и многие, дома сгорели, все же материалы можно было заготовить. Все время беспокоила мысль — как лучше и быстрее оборудовать ледяную переправу для артиллерии? А для танков? Какова толщина льда на реке? Какова ее ширина? В холодном, насквозь продуваемом сарае, вместе с командирами рот мы прикидывали различные варианты, отвергали одни, предлагали другие. Много было «но» и «если», и не удивительно — у нас не было данных о реке. Лишь в два часа ночи от разведчиков прибыл сержант Ильин с донесением. Командир взвода инженерной разведки доложил, что ширина реки до тридцати метров, наибольшая глубина два метра, а толщина льда на фарватере сорок сантиметров. Теперь было ясно, что пехота и легкая артиллерия пройдут по льду, а для танков и тяжелых пушек придется лед усиливать. Из донесения разведчиков мы узнали, что противник на западном берегу занимал высотки на расстоянии 500— 1000 метров от реки. Полковые саперы провешивают на реке места переправы для пехоты. Теперь, когда обстановка была ясна, я поставил задачи командирам подразделений: 2-й роте немедленно расчистить дорогу до реки, к работам привлечь местное население; 1-й роте подготовить секции дощатого настила, подвезти их к реке, уложить на лед, закрепить и обеспечить переправу тяжелой артиллерии; 3-й роте заготовить доски, бревна и подвезти их к реке, а с началом наступления наших войск совместно со 2-й ротой оборудовать две танковые переправы — бревенчатые колеи и дощатые лежни, уложенные на лед и усиленные намораживанием снега. Признаться, к такому решению я пришел не сразу, а после мучительных раздумий: ведь столь сложную задачу батальон тогда тоже решал впервые. Мороз с каждым часом усиливался. В холодном сарае мы с капитаном Тейтельбоймом порядком продрогли и поэтому с удовольствием приняли предложение ординарца обогреться и попить чаю в теплом помещении. Этим «теплым помещением» оказался обычный подвал разрушенного здания. Здесь было темно и пахло плесенью, но затишье и свежая солома под ногами как-то сразу расположили к отдыху. Вскоре запылал небольшой костер, разложенный заботливыми руками ординарца, закипела вода в котелке. Хотя и дымно было, но тепло. А выпив по кружке обжигающего чаю, мы и вовсе согрелись.
В пять утра командир 1-й роты Макаров доложил, что звенья для выстилки заготовлены и их уже подвозят к реке. Решили укладывать звенья на лед, не ожидая наступления. Проводив из села последние повозки с лесоматериалом, мы с замполитом направились к реке. В пути услышали артиллерийскую канонаду. Это началась наша артподготовка. Когда мы подъехали к реке, пехота уже вступила на лед и быстро продвигалась, к противоположному берегу. Передовые стрелковые подразделения, пулеметчики и автоматчики атаковали позиции противника. За ними по льду переправлялись минометы, орудия, повозки. Ошалевшие от грохота пушек и окриков ездовых, лошади, боязливо скользя, выходили на лед. Достигнув середины реки, они рывком преодолели ее и выскочили вместе с поклажей на противоположный берег. А вот и наша 1-я саперная рота. Она уже успела уложить на лед выстилку из досок и теперь закрепляла ее скобами и проволокой, подсыпала и трамбовала снег. Одновременно Макаров организовал комендантскую службу на берегу. Пройдя метров триста по берегу реки, мы подошли к 3-й роте. Здесь работа кипела вовсю. Возле противоположного берега укладывались и крепились последние бревна, а у нашего берега саперы трамбовали снег, насыпанный между колеями и лежнями, заливали его водой. Вода подавалась ведрами из проруби по живой солдатской цепочке. Я был уверен, что несмотря на все трудности, рота наверстает потерянное время и надежно оборудует переправу. Эта уверенность имела имя и фамилию. Алексей Муравьев, командир роты, обладал незаурядным даром организатора и никогда не пасовал перед трудностями. Да и саперное дело знал безупречно. Правда, характер у него был сложный, несколько честолюбивый. Но, скорее всего, это диктовалось повышенным чувством офицерской чести, гордости. Муравьев любил смелые решения, риск, а это так необходимо всем на войне. Солдаты уважали своего командира за острый ум, справедливость, шли за ним, как говорится, в огонь и воду. Вот поэтому я так верил в роту Муравьева. ...Вскоре начали действовать ледяные переправы 1-й и 2-й рот. Соблюдая интервалы, через реку осторожно двигались «зисы», «студебеккеры», тракторы с пушками, повозки, кухни. Спешила матушка-пехота. Но вот внезапно враг обстрелял переправу из дальнобойных орудий. Вздымая фонтаны воды и льда, на реке разорвалось несколько снарядов. К счастью, разрывы не причинили вреда, но заставили саперов быть начеку.
Во второй половине дня к реке подошли наши прославленные «тридцатьчетверки». И хотя намораживание льда еще не было полностью закончено, обстановка требовала как можно быстрее переправить боевые машины. Первый танк решили пустить по переправе на малом ходу.- С большим волнением собравшиеся на берегу наблюдали за продвижением «тридцатьчетверки». У меня замерла душа, когда послышался треск льда... На несколько мгновений нас всех охватило беспокойство за надежность нашей переправы. Но вот танк уже достиг середины реки. Теперь он шел все увереннее и наконец, выбросив струю черного дыма, рывком выскочил на берег. Установив танковым экипажам интервалы и определив скорость их движения, мы начали переправу танков через реку Кшень. Форсировав реку, 280-я стрелковая дивизия успешно развила наступление в западном направлении, овладела станцией Долгая и к вечеру 29 января вышла к реке Тим. Вечером этого же дня стало известно об освобождении станции Касторное. Всем нам было приятно сознавать, что в этой победе есть частица солдатского труда и саперов 6-й инженерно-минной бригады РГК, а следовательно, и нашего батальона. Преследуя остатки гитлеровских частей, разбитых в районе Долгой, 280-я стрелковая дивизия переправилась через реку Тим и, развивая наступление на село Косоржа, 2 февраля совместно с другими войсками армии овладела им. В последующих боях наш 115-й инженерно-минный батальон, обеспечивая наступление частей армии, оборудовал колонные пути, расчищал от снега дороги, разминировал их и районы сосредоточения войск, возводил ледовые переправы. Нередко во время работ саперам приходилось браться за автоматы и карабины и вступать в бой с фашистами. В селе Красные Поляны саперы 1-й роты заминировали все выходы из села, вместе с пехотинцами блокировали фашистов и двое суток отражали их атаки, пока не вынудили сдаться. Мы впервые проходили по территории, истоптанной сапогами гитлеровцев. Вокруг выжженная земля, пепел, руины. На месте деревень и поселков — развалины домов, среди которых одиноко торчат обгоревшие трубы; бывшие улицы устланы трупами замученных и истерзанных советских людей. Посуровели лица бойцов, ненавистью наполнились их сердца. Они спешили вперед, только вперед! На Запад!

СКВОЗЬ ШКВАЛ ОГНЯ

На полях Курской битвы фашисты потеряли более 500 тысяч солдат и офицеров. Были навсегда выбиты из войны около 1500 танков с черными крестами, большое количество самолетов, а 3 тысячи орудий превращены в металлический лом. Эти цифры говорят о многом. И прежде всего о людях в серых солдатских шинелях, о наших бойцах, пришедших на фронт из городов и сел России, Украины, Белоруссии, Казахстана и других республик. Это они, вступив в смертельный бой, победили немецкую броню и показали невиданное бесстрашие и мужество. Победа Советской Армии на Курской дуге потрясла всю военную машину фашистской Германии. Гитлеровское командование вынуждено было на всех фронтах перейти к стратегической обороне.
Лето сорок третьего... Этим летом советские войска развернули наступление на фронте протяженностью в две тысячи километров от Великих Лук до Азовского моря. Войска Центрального фронта наступали по земле Украины. И всюду, где мы проходили, нас горячо встречали жители освобожденных сел и городов. Старики, женщины и дети, выбравшись из погребов и подвалов, со слезами радости на глазах обнимали своих освободителей. С болью в сердце рассказывали они, как грабили и истязали их фашисты, поведали и о тысячах замученных, расстрелянных и угнанных в фашистское рабство советских людей. Гневом и ненавистью к фашистам наполнялись сердца воинов.
48-я армия, наступая на правом фланге Центрального фронта, в начале сентября вышла на подступы к Десне. Перед воинами армии стояла задача: с ходу форсировать реку и во взаимодействии с 65-й армией овладеть городом Новгород-Северский. Наша 6-я инженерно-саперная бригада РГК, приданная 48-й армии, должна была обеспечивать наступление войск, инженерно-саперный батальон, действуя в боевых порядках 102-й стрелковой дивизии, 8 сентября вместе с передовыми частями дивизии вышел к Десне в четырех километрах восточнее Новгород-Северского. Части дивизии начали подготовку к форсированию реки. Природа создала здесь немало препятствий. В бинокль просматривалась широкая равнинная пойма шириной до трех километров по левому и до одного километра по правому берегу, сильно изрезанная старицаги и болотами. С нашего берега пойма окаймлялась старицей реки Вить. По обе стороны поймы возвышались коренные берега с командными высотами на стороне противника. 102-я стрелковая дивизия главный удар должна была наносить левым флангом, силами 40-го и 30-го стрелковых полков форсировать Десну на участке Пеньковый Завод — Чернацкий, захватить плацдарм в районе Пенькового Завода и в дальнейшем развивать наступление на Новгород-Северский. Наш батальон должен был обеспечить форсирование реки 40-м стрелковым полком. С этой целью батальон сосредоточился в исходном районе, в трех километрах от Десны. Из политотдела было получено обращение «К саперам нашей бригады», и замполит Терешин, парторги провели в ротах митинги. Внимательно слушали саперы обращение политотдела бригады. В нем говорилось:
«Фронт противника прорван на глубину 200 километров. Взят город Конотоп, наши войска вышли на берег реки Десна. Перед нами старинная русская река. С ней связана история нашего народа, на ней стояли русские крепости, не раз на ней бились насмерть с врагом наши русские люди, отстаивая свою независимость!.. Боевая задача наших частей — обеспечить войскам переправу... Товарищ боец! Не забывай о наших погибших товарищах! Помни о детях, наших отцах, женах, матерях и сестрах! Над ними еще глумятся враги... Кровь безвинных детей взывает к мщению! Смерть проклятым гадам! Пусть сердце твое горит злобой и ненавистью к врагу... Вперед, на запад, на Киев, Чернигов! Смерть немецким оккупантам!»
Я встретился с командиром 40-го стрелкового полка и доложил ему о полученной батальоном задаче. Повторив боевую задачу и уточнив обстановку на участке полка, я возвратился в батальон. Нам еще не приходилось обеспечивать переправу войск через реки, да и техники для этого не было. Но приказ есть приказ, его надо выполнять. А как? Об этом надо думать самим, на то мы и саперы! В штабе батальона меня уже ожидали мои заместители: капитан А. М. Тюленев, старший лейтенант С. А. Петров и помощник по материально-техническому обеспечению (мы его звали «начальник тыла») капитан П. А. Потапов. Все вместе стали думать над тем, как быстрее изготовить плоты, багры и весла. Район работ я выбрал на южной опушке леса, примыкающего к реке Вить.
Да, было над чем поломать голову. Я был убежден, что плоты надо готовить как можно ближе к реке, скрытно от противника, а в ночь перед форсированием одним броском подтащить их к урезу воды. Я прикидывал и так и этак. И вдруг неожиданно вспомнилось детство. Ранняя весна, половодье. В низине, у насыпи железной дороги нашего пристанционного поселка, образовалось целое озеро воды. Половодье обрушило снегозадерживающую стенку из дощатых щитов, и, гонимые ветром, они плыли по озеру от одного берега к другому... Это уже были не щиты, а кораблики, уплывавшие в неизведанные дали, а на них мы, мальчишки- капитаны, широко расставив ноги, палкой или доской отчаянно гребли, разгоняя плот-корабль, настигали «врага», таранили и топили его или сами летели в холодную весеннюю воду... «А может, и нам сколотить плоты из досок? Сделаем обвязку из жердей с поперечинами, а сверху нашьем гвоздями дощатый настил. Такой плот будет значительно легче, чем из бревен. Может, получится?» — размышлял я. Свои соображения высказал офицерам. В то время на вооружении батальона была пилорама РПЩ с приводом от передвижной электростанции ПЭС-15. Производительность ее при распиловке бревен составляла примерно 25 кубометров досок за смену. Петр Алексеевич Потапов был учителем по профессии. Довольно быстро он освоил обязанности военного хозяйственника и работал с большим прилежанием. Тыл батальона у него всегда содержался в порядке. К тому же наш «тыловик» часто бывал в подразделениях, оказывал им помощь. После войны П. А. Потапов не изменил своему призванию, вернулся в школу учить ребятишек. Многие годы был директором средней школы в Саратовской области... Отряд Потапова доставать бочки и трос, а Тюленева—на заготовку жердей и досок, я с начальником штаба и взводом разведки отправился на западную опушку леса для разведки реки и рекогносцировки местности. Лес, по которому мы шли, жил своей обычной фронтовой жизнью. Всюду отрывались окопы," ходы сообщения, на полянах оборудовались огневые позиции для артиллерии и минометов. Вблизи опушки было спокойнее. Солдаты, примостившись в окопах и щелях, занимались своими делами. Время от времени над нашими головами с громким шелестом пролетали снаряды и мины и гулко разрывались где-то в лесу позади нас. Впереди, на реке, раздавались редкие пулеметные и автоматные очереди. В общем, обстановка была привычная, фронтовая. На опушке лес поредел. Мы вынуждены были залечь и по-пластунски продвигаться вперед в поисках удобного места для наблюдения. Вскоре нашли место, с которого открывалась панорама местности, и, устроившись поудобнее, начали обзор. Перед нами протекала река Вить. Ее ширина достигала шестидесяти метров. За ней виднелась зеленая пойма Десны, изрезанная старицами и протоками, кое-где заросшая кустарником. Далее, примерно в двух километрах от нас, просматривалась изгибающаяся светлая лента Десны. Противоположный берег реки вначале был пологий, затем круто поднимался, переходя в обрывистый. По нему-то, как нам подсказали пехотинцы-наблюдатели, и проходил немецкий передний край. Всмотревшись в бинокль, мы обнаружили свежий песок на бруствере траншей и окопов да редкие вспышки автоматных очередей. Правее, на высоком обрывистом берегу, виднелся город Новгород-Северский, с монастырем в центре. Гитлеровцы создали в городе разветвленную огневую систему и простреливали всю широкую пойму реки на север и юг. На крутом берегу в траншеях находились вражеская пехота, пулеметные гнезда, в скатах высот были установлены орудия. Левее, на нашем берегу, примерно в километре, виднелось село Остроушки. Переходя из укрытия в укрытие, мы внимательно изучали подходы к реке и наиболее подходящие наносили на карту. Тут же была уточнена задача взводу инженерной разведки: обозначить вешками выбранные нами подходы к реке; разведать и обозначить места для спуска плотов; определить ширину, глубину и скорость течения Десны; разведать и провесить вешками броды через реку Вить. Поздно вечером мы возвратились в штаб батальона. Капитан Тюленев собрал командиров рот и объяснил им схему сборки плотов. Затем, раскрыв карту, я ознакомил офицеров с результатами рекогносцировки. В этот вечер мы долго прикидывали, какую принять конструкцию плотов, сколько нужно бочек, чтобы собрать плоты для пехоты, артиллеристов, минометчиков. Опыта ни у кого не было, а полагаться на авось да небось на войне нельзя — за это расплачиваются жизнью. Расчеты же Тюленева пока не были убедительными. Разгорелись споры. Особенно горячился командир 3-й роты старший лейтенант А. В. Муравьев. Молодой, темпераментный, отчаянно жестикулируя, он пытался доказать командиру 1-й роты В. В. Макарову, что плот на четырех бочках вполне выдержит стрелковое отделение. — Надо только сделать побольше площадь плота!— убеждал он. По лицам офицеров я видел, что все они ждут от меня окончательного решения. Трудное это дело — уверенно командовать, когда у самого еще нет твердой уверенности. А решение надо принимать сейчас, немедленно, и такое, которое бы не вызывало сомнений, а сразу бы убедило всех своей неоспоримостью. Но тогда я не нашел такого решения. Да и откуда оно могло появиться? Ведь опыта форсирования рек у меня еще не было.
Ночь выдалась прохладная, тихая. Лишь время от времени нарушали тишину пулеметные и автоматные очереди, да изредка вспыхивали в поднебесье матовым светом ракеты. Теперь, когда к решению задачи подключились все, когда что-то уже вырисовывалось, появилась уверенность в успехе. Мысленно вспоминая разговор с офицерами, я с удовлетворением отметил, как все горячо болели за дело. Да, хорошо работать с такими заместителями и командирами подразделений. А как они быстро растут, набираются опыта! Не случайно один день на фронте считается за три. Недавно В. В. Макарову присвоили очередное звание «капитан». Муравьеву вчера был вручен орден Красной Звезды. Присвоены очередные воинские звания «старший лейтенант» командирам взводов Н. А. Никоновичу, П. Д. Заваруеву и В. Д. Королеву. К тому же, Заваруев и Королев были награждены орденами Красной Звезды за образцовое выполнение заданий командования в боях под Курском. Там тогда многие отличились...
Мне вспомнились оборонительные бои и наступление 73-й и 16-й стрелковых дивизий 48-й армии. Армада фашистских танков и мотопехоты обрушилась на позиции этих дивизий, пытаясь смять нашу оборону. Но бойцы стойко и самоотверженно защищали рубежи, нанося потери противнику. В отражении атак вражеских танков участвовали и саперы нашего батальона. Исключительный героизм и мастерство проявили саперы отделений, которыми командовали старший сержант Григорий Гордиенко, сержант Петр Кособрюхов, Борис Мезенцев, Терентий Шведов. Не страшась губительного огня противника, смельчаки установили мины перед двигавшимися на наши позиции фашистскими танками. Несколько вражеских машин подорвалось на минах, а остальные повернули назад, преследуемые огнем нашей артиллерии. В этом бою бесстрашно действовали ефрейтор Василий Паневин, сержант Николай Ильин, лейтенант Заваруев. Все они были награждены орденами и медалями.
Отбив яростные атаки врага, войска 48-й армии перешли в наступление. И снова в боевых порядках атакующих шли наши саперы-комсомольцы: лейтенант Николай Никонович, сержанты Николай Дианов, Андрей Здоровенко, Никифор Гудошнлков, рядовые Дмитрий Селиванов, Константин Бусаров, Андрей Бевз, Саги Незамов и другие. Под огнем фашистов они бесстрашно проводили инженерную разведку переднего края и заграждений противника, проделывали проходы в его минных полях и обеспечивали пропуск наших танков и пехоты. Однажды сапер комсомолец Дмитрий Селиванов был атакован вблизи немецких окопов группой гитлеровцев. Весь израненный, он мужественно вел из автомата огонь. Вскоре подоспели товарищи и отбили атаку противника. В этом бою герой сражался до последней капли крови и пал, сраженный пулями. Да, замечательные люди в нашем батальоне! С такими молодцами любая задача по плечу!..
На рассвете, едва я забылся коротким тревожным сном, меня разбудил Петров. Рассвет медленно, как бы нехотя, разгонял ночную тьму. В лесу и низинах еще стелился густой белесый туман, и стоявшие на берегу залива люди казались призраками. Командир роты Макаров доложил, что испытания плотов начались. Мы стояли на песчаном берегу залива. Еле различимый в тумане, к нам двигался большой плот-паром. Вот уже на нем можно различить бойцов. Упершись ногами в настил, они руками перебирали трос. Левее нас двигался плот поменьше. На нем солдаты, по двое с каждой стороны, стоя на коленях, отчаянно гребли самодельными веслами. Плот разворачивало то в одну, то в другую сторону, и к берегу он приближался медленно. А паром уже подошел к берегу и мягко уткнулся в песок. Плот-паром саперы собрали на девяти бочках. Сверху по жердевой обвязке уложили дощатый настил. На пароме находилось четырнадцать человек, однако осадки почти не было. Осмотрев остальные плоты, мы с Тюленевым убедились, что наиболее устойчивы те, которые на шести и девяти бочках. Да и по грузоподъемности они подходили. Но бочки и трос достать было нелегко. Поэтому решили готовить часть плотов из бревен и досок. Тем временем справа от нас разведчики погрузили на плот трос, уложенный бухтой, и один конец его закрепили на берегу. Затем веслами начали грести к противоположному берегу, постепенно сбрасывая («травя») трос в воду. Вскоре они достигли берега и, установив ворот, натянули трос. Туман постепенно рассеивался. Теперь уже просматривался весь залив, и на его сверкавшей глади хорошо были видны плоты с солдатами, переправляющимися на противоположный берег.
В 8.00 я вернулся в штаб батальона, чтобы доложить командиру полка о проделанной работе. Там встретил вернувшихся разведчиков. В то время в штабе батальона не предусматривался взвод инженерной разведки. У нас был взвод управления (отделение инженерной разведки и два отделения связи). Поэтому инженерную разведку обычно вел взвод управления, усиленный саперным отделением. Война заставила нас создать и внештатный взвод инженерной разведки. Но об этом позднее... Командир взвода управления лейтенант Г. И. Першин, возглавлявший разведку, доложил, что все подходы к местам, удобным для спуска плотов и паромов, проверены. Ширина Десны достигает 160 метров, глубина 4 метров. Установлена и скорость течения. Через реку Вить обозначено два брода глубиной до полутора метра в районе села Остроушки. Командир полка находился на КНП, расположенном на опушке леса, и ставил боевые задачи командирам частей и подразделений. Из разговора с командиром полка я уяснил, что утром 40-й стрелковый полк после короткого артиллерийского налета должен форсировать Десну на участке Пеньковый Завод—Чернацкий, атаковать противника и овладеть Пеньковым Заводом. Затем, взаимодействуя с 30-м стрелковым полком, он будет наступать на город. Готовность войск — пять утра. А время «Ч», то есть отвал от берега первых плотов, будет назначено дополнительным распоряжением. Тут же на КНП вместе с командирами стрелковых батальонов и артиллеристами мы обговорили и уточнили все вопросы по доставке плотов к реке: кому по каким маршрутам следовать, кто из саперов будет сопровождать пехоту к реке, состав первых рейсо-расчетов.
В полдень я прибыл в район работ. Погода стояла пасмурная, дождливая, но увлеченные работой солдаты не замечали этого. Саперные роты да и взводы располагались с интервалом двести-триста метров. На весь личный состав были отрыты щели, ведь воздушных пиратов можно ожидать в любой час. Время от времени гитлеровцы обстреливали лес, осколки крупнокалиберных снарядов безжалостно секли его, выворачивая деревья с корнями.
Как больно видеть искалеченный артобстрелом родной лес, пожарища! Словно живые, падают со стоном деревья...
Собрав командиров рот, я поставил перёд ними боевые задачи. До наступления темноты нужно связаться с командирами стрелковых батальонов и уточнить совместные действия при форсировании. Взвод инженерной разведки должен на берегах реки к 3.00 закрепить два троса. Наступил вечер. Не переставая моросил мелкий осенний дождичек. Обмундирование у бойцов намокло и неприятно холодило тело. Личный состав саперного батальона и прибывшие стрелковые подразделения, разобрав плоты, начали выдвигаться к реке. Особенно трудно пришлось 1-й и 3-й саперным ротам, которым довелось переносить плоты-паромы. Бочки, прикрепленные проволокой к жердевой обвязке, провисали, цеплялись за песок, гремели, затрудняли движение. Приходилось поднимать обвязку и нести на согнутых в локтях руках, а это было особенно тяжело. Через каждые пятьдесят-сто шагов остановка: кто-то не выдерживал тяжести, опускал свой край, за ним — второй, третий, и вот уже плот оказывался на грунте. Останавливались, отдыхали. И снова вперед...
Измученные, мокрые, чертыхаясь и проклиная погоду, солдаты, однако, не падали духом. Шутки-прибаутки так и сыпались. Мне нравился этот уже не молодой, рассудительный сержант. Он среднего роста, плечистый, всегда в аккуратно заправленном обмундировании, снаряжение у него хорошо, подогнано. Во всем чувствовалась основательность, деловитость. А вот и брод через реку Вить. Заходить в прохладную сентябрьскую воду, да еще в промокшем обмундировании, не очень приятно. Наиболее находчивые взобрались на обрешетку плота и, отталкиваясь шестами, устремились к противоположному берегу. Щиты настила сплавляли по воде. В пойму Десны вышли только в полночь. Тогда .же сделали большой привал. Уставшие и продрогшие бойцы примостились на плотах и прямо под дождем с наслаждением курили, пряча свои самокрутки в ладонях. Всё отчетливее слышались автоматные и пулеметные очереди. Изредка с той стороны прилетали одиночные снаряды и, прошелестев над нами, взрывались где-то в стороне. Гитлеровцы, очевидно, не догадывались о нашем наступлении на этом участке. Надежно окопавшись и прикрываясь с фронта Десной, они чувствовали себя в безопасности и только время от времени постреливали в темень. Перед самым рассветом мы достигли, наконец, Десны и последними усилиями столкнули плоты и паромы на воду. Здесь нас встретил командир отделения взвода инженерной разведки сержант А. Болотин. На участке второго стрелкового батальона трос также был перетянут через реку.
Рассвет наступал медленно, словно бы нехотя. Дождь прекратился, но небо закрывали тяжелые свинцовые тучи. На реке стелился туман, закрывая противоположный берег. Это было нам на руку: появилась возможность незаметно для врага переправиться на противоположный берег, тем более, что и авиации противника в небе тоже не было. Приближалось время «Ч», о котором знали лишь командиры частей, для всех же остальных был установлен сигнал — три красные ракеты. Первые расчеты пехотинцев занимали места на плотах и в лодках, заканчивали погрузку пулеметов и минометов, ящиков с боеприпасами. Саперы-причальные, стоя по колено в воде, удерживали за веревки качавшиеся плоты и паром. На паром первой роты артиллеристы вкатили противотанковую пушку и уложили ящик со снарядами. Пушку тщательно закрепили проволочными растяжками. Расчет равномерно разместился на пароме, изготовившись к бою. В первый ответственный рейс пошли коммунисты и комсомольцы. Начальником парома в первой саперной роте назначили опытнейшего сапера — помощника командира взвода, парторга роты Ивана Анисимовича Паршина. Не торопясь, по-хозяйски руководил он погрузкой артиллеристов, указал каждому место, тщательно проверил крепление пушки. Обслуживало паром саперное отделение старшего сержанта И. А. Новохатского. Все были готовы и с нетерпением ожидали сигнала. По реке повеяло ветерком, туман немного рассеялся, и появились очертания противоположного берега. Беспокойство солдат возрастало. На пароме саперы и артиллеристы дружно перехватывали трос, упираясь ногами в настил. Мягко покачиваясь на воде, он медленно поплыл, удаляясь от нашего берега. При выходе на быстрину паром-начало сносить вниз по течению. Изогнувшись широкой дугой, трос дрожал — казалось, вот-вот лопнет. И только огромными усилиями бойцам удавалось удерживать паром и заставлять его двигаться по прямой, к берегу. А на плотах солдаты дружно гребли веслами, отталкивались баграми. Однако, как только плоты достигли середины, их закружило, завертело, начало сносить течением. Но люди не поддались опасным капризам реки. Напрягая все силы, они успешно прошли по своему маршруту. Еще успешнее продвигались рыбачьи лодки с пехотой. Туман рассеялся... Теперь хорошо просматривалась вся река и десятки движущихся по ней плотов, лодок, паромов. Виднелись и разрывы снарядов нашей артиллерии на высоком берегу противника. Фашисты уже заметили наших Солдат, и на реке начали гулко рваться их снаряды и мины. То тут, то там поднимались голубые фонтаны воды: низкие — от разрывов минометных мин, высокие— от артснарядов. Вот волной от разорвавшегося снаряда перевернуло чью-то лодку. Оказавшиеся в воде бойцы пытались вплавь достичь противоположного берега. А вот снаряд взорвался возле плота с гребцами-коммунистами Лазаревым и Федоровым. Оба были ранены. Плот завертело и понесло по течению, в сторону двигавшегося парома. Бойцы-пехотинцы растерялись. Увидев это, старший сержант Новохатский бросился с парома в воду, вплавь достиг плота и вместе с солдатами направил его к берегу. Раненым пехотинцы оказали первую помощь. С каждой минутой враг усиливал огонь по реке. Но вот первые лодки, паром и плоты достигли противоположного берега, и пехота устремилась в атаку. А саперы? Саперам предстояло под обстрелом врага вернуть плоты и паромы на исходный берег и переправлять очередные расчеты. К парому подошел командир полка с группой офицеров. Отдав распоряжение Макарову на эвакуацию раненых, я пошел на участок 3-й роты Муравьева. Здесь переправа тоже шла успешно. На пароме действовал саперный взвод под командованием лейтенанта Ф. И. Решетникова. Федор Иванович прибыл к нам в батальон в мае 1943 года и быстро вошел в коллектив. Полюбили его бойцы за деловитость, твердость характера, человечность. С батальоном Решетников прошел большой путь до самого конца войны. Доставив очередной расчет артиллеристов с пушкой на западный берег, паром повернул обратно. В это время снарядом разбило столб, за который был привязан трос. Паром начало сносить вниз по течению. Лейтенант Решетников с группой своих солдат смело бросился в воду и, ухватив конец троса, выбрался на берег и закрепил его. И вот уже паром снова приблизился к берегу, чтобы погрузить очередную пушку с расчетом. Переправа продолжалась и ночью. Паромы и плоты беспрерывно сновали от одного берега к другому. В эту напряженную фронтовую ночь погибло несколько наших ребят. Своей кровью они окрасили воды Десны. Позднее заместитель начальника штаба 102-й стрелковой дивизии майор Злоказов писал в своем донесении: «Противник прилагал все усилия, чтобы сбросить переправившиеся подразделения в Десну. Он держал переправы под непрерывным огнем, приходилось менять места переправ. Самоотверженная работа саперов во многом способствовала успеху наступления».
А на противоположном берегу 40-й стрелковый полк стремительно атаковал противника, занял его оборонительные позиции и, развивая наступление, нанес фашистам немалый урон.
На правом фланге дивизии начал переправу 16-й стрелковый-полк. Там действовали 113-й и 114-й батальоны нашей бригады. Успешному наступлению 102-й стрелковой дивизии во многом способствовали действия правофланговых частей 65-й армии. Ее 162-я и 140-я стрелковые дивизии, форсировав Десну, на участке Остроушки — Погребки завязали бой с противником на западном берегу. Используя успех 40-го стрелкового полка, командир дивизии начал переправу 30-го полка. Теперь, когда автоматный и пулеметный огонь противника не достигал реки, а к артиллерийским обстрелам солдаты привыкли, работа на переправе пошла быстрее. Вместо выбывших из строя паромов и плотов подвозились и спускались на воду новые. Вскоре к реке подошли понтонеры с паромами из парка Н2П. Они быстро собрали паромы и начали переправлять артиллерию и танки. С каждым днем наращивались наши силы на западном берегу. Преодолевая отчаянное сопротивление врага, дивизия упорно продвигалась вперед, в направлении Новгород-Северского.
О накале сражений газета «Правда» 15 сентября 1943 года писала: «...над Десной идет бой. На крутых берегах реки, в широких плесах, на переправах рвутся вражеские снаряды и мины. Над переправами, сделанными ночью искусными, всемогущими руками солдат, висят «юнкерсы». С утра до вечера противник бомбит переправы и берег, где успели закрепиться наши бойцы. От взрывов бомб и снарядов все потонуло в черной пыли... Но ни смертельный огонь, ни бомбежки не могут уже остановить переправляющиеся на западный берег подразделения. Рядом с переправами и паромами снуют челноки, простые дощаники, наскоро сбитые из бревен плоты... Наши солдаты и офицеры еще раз показали свою непоколебимую стойкость и мужество... На высокий западный берег Десны переправляются все новые и новые подразделения». Используя успешное наступление войск 65-й армии слева, 102-я стрелковая дивизия сломила сопротивление фашистов на подступах к городу и завязала бои на его окраине.

НА БЕЛОРУССКОЙ ЗЕМЛЕ ПОД ГОМЕЛЕМ

Местность в полосе наступления армии изобиловала лесными массивами, реками с многочисленными притоками, заболоченными участками и сплошными болотами. Все это способствовало противнику в организации обороны н оказании упорного сопротивления нашим войскам. К тому же враг, заботясь теперь только об обороне, широко применял различного рода заграждения: минировал дороги и дорожные сооружения, мосты и подступы к ним, возводил лесные завалы, уничтожал переправочные средства на реках. Можно себе представить, какие героические усилия потребовались нашим войскам для быстрого преодоления этой трудной местности! И конечно, саперам, обеспечивавшим наступление войск, пришлось трудиться в поте лица. Ночью и днем, в дождь, и слякоть мы шли и шли по фронтовым дорогам, разминировали их, строили и восстанавливали мосты и переправы, проталкивали застрявшую в осеннем бездорожье технику, прокладывали колонные пути, настилали гати. Сколько же километров прошел каждый из саперов нашего батальона? «Старики» утверждали, что наши саперы прошли около двух тысяч километров, считая первый марш нз города Пензы в зону боевых действий. Может быть, и так, а может, и больше? А сколько опасных и трудных километров предстоит еще прошагать! И все пешком, ни разу не подъехав на машине. Да иначе саперу и нельзя. Кто для него очистит дорогу от мин, кто построит мост, кто наведет переправу на реке? Это его дело, это его солдатская должность на войне. А фронт все время подбрасывал новую работу. Атакующим войскам нужны были проходы в минных полях и лесных завалах, разминированные мосты, дамбы, подступы к водным преградам. Вот и приходилось саперам спешно шагать, забывая о сне и усталости, выполнять трудную и опасную работу во имя того, чтобы войска могли безостановочно гнать и гнать врага с родной земли. Наш батальон вместе с другими частями бригады по-прежнему обеспечивал наступление войск 48-й армии. Нам была поставлена задача оборудовать и содержать армейский маршрут № 2: Новгород-Северский, Форостовичи, Лизуновка, Машево, Семеновка, Новый Ропск— протяженностью 150 километров. Подразделения батальона растянулись на несколько, километров. Пока взвод инженерной разведки и выделенные для усиления полков первого эшелона саперные взводы разведывали маршруты и заграждения противника, проделывали в них проходы для пехоты и танков, остальные подразделения батальона, идя вслед за нами, ремонтировали дороги, восстанавливали мосты, расширяли проходы. Непрерывные проливные дожди докучали нам. Дороги стали труднопроходимыми. Танки и машины образовали такие глубокие колеи, что ни проехать, ни пройти... Пока солдаты вытаскивали грузовики, застрявшие на дорогах, другие машины объезжали их по обочинам. Но скоро были разбиты и обочины, и машины поехали целиной. Натужно ревели моторы, буксовали колеса. По обе стороны дороги, на открытых участках местности, немцы установили минные поля, фугасы. Стоило нашей машине съехать с разбитой дороги в сторону, на целину, как она попадала на мину. Поэтому нам приходилось разминировать полосу открытой местности шириной 50—100 метров по обе стороны от оси дороги. Саперов было видно издалека и без бинокля. Вооруженные трехметровыми щупами и миноискателями, они двигались уступом, сохраняя необходимые интервалы, тщательно просматривали местность и осторожно прощупывали грунт. Саперные роты работали перекатом. Пока одна из них, развернувшись взводами в стометровой полосе, разминировала обнаруженное, минное поле на своем участке, другая, выдвинувшись по дороге вперед, продолжала поиск и разминирование. Поспешно отступая под ударами советских войск, гитлеровцы не успевали тщательно маскировать мины, и наши саперы уверенно обезвреживали их. Правда, встречались и неожиданности, «сюрпризы». Обычно противник ставил противотанковые мины вперемежку с противопехотными или устанавливал мины с «сюрпризами», на неизвлекаемость. Если такую мину поднять или стронуть с места, она взорвется. Наши саперы знали об этом. Почти каждый из них, занятый на. разминировании, был вооружен «кошкой» — металлическим тройником в виде речного якоря (такими якорями рыбаки обычно закрепляют лодку на течении), только гораздо меньшего размера, с тонкой веревкой длиной в тридцать метров. Обнаружив мину, ее не трогали руками, а цепляли «кошкой», затем, отойдя в укрытие, сдергивали мину с места и подрывали.
...24 сентября 1943 года наши войска вступили на территорию Белоруссии. В отблесках пожарищ, израненная бомбами и снарядами, перед нами лежала многострадальная белорусская земля. В ее лесных урочищах, оврагах, на большаках еще вчера звенели винтовочные выстрелы, рвались партизанские мины. Родная Белорусь, обожженная войной, но не покоренная, была близка и дорога солдатскому сердцу. Сыны России, Украины, Казахстана и других братских республик пришли сюда с автоматами, пушками и танками, чтобы вызволить белорусский народ из фашистской неволи.
В эти памятные сентябрьские дни сорок третьего у саперов, как всегда, было много работы. Вторая рота батальона, шедшая в боевых порядках пехоты, обнаружила перед селом минное поле. Оно перекрывало все удобные подходы к селу: слева было болото, справа — густая роща. Очистив дорогу от противотанковых мин и пропустив вперед пехоту, рота приступила к разминированию минного поля. Но вот один из взводов почему-то замешкался и прекратил работу. Обеспокоенные этим, мы с командиром роты направились к саперам. Меня это встревожило. Ведь Железное — кадровый офицер, ветеран батальона. Он хорошо знал инженерное дело и всегда творчески, с выдумкой решал боевые задачи. Мы подошли поближе. Из земли выглядывали небольшая металлическая крышка диаметром с консервную банку и четыре торчавших вверх металлических усика длиной от пяти до семи сантиметров. Усики были из тоненькой проволочки и хорошо замаскированы в траве. «Это, наверное, противопехотная осколочная мина «SMi-53», или, как ее называют немцы, «шпринг-мине» — «прыгающая мина»,— подумал я, вспоминая описание в полуленной информации из штаба бригады. Приказав командиру роты приостановить работы и немедленно собрать всех офицеров и сержантов, я рассказал им устройство мины и способ ее разминирования. Эти прыгающие мины очень опасны и коварны. Стоит только наступить на один из четырех усиков взрывателя, выступающих из земли, как срабатывает вышибной заряд и мина выпрыгивает на высоту один-полтора метра, взрывается, и сотни металлических шариков, разлетаясь в стороны, поражают в радиусе пятнадцати — двадцати метров все живое. Мы были встревожены и озабочены. Бойцы с любопытством рассматривали торчавшую из земли мину. Вот это и была, по меткому слову солдат, «черная смерть». — А что, если нам сделать удлиненные заряды из нескольких шашек, уложить их на доски, выдвинуть на минное поле, а потом подорвать огневым способом? Помните, как мы однажды делали под Курском? — предложил парторг роты сержант Николай Алексеевич Вишняков. Его внимательный, пытливый взгляд и неторопливая речь располагали к доверию. Мое отделение тогда натолкнулось у моста на какие-то неизвестные мины. Как их обезвредить, никто не знал. Стали подрывать накладными зарядами из двухсотграммовых шашек, но плохо получалось, да и небезопасно. Вот тогда кто-то и предложил связать заряд на доске из нескольких шашек, затолкать его на минное поле и взорвать с помощью зажигательной трубки. Попробовали... Получили проход шириной метров пять-шесть! Предложение было дельное. Я приказал ротному Кусману готовить заряды на досках длиной четыре-пять метров. Выставили оцепление. Определили пути отхода в укрытие. Поджог зажигательных трубок провели по единому сигналу. Все получилось. Молодец Вишняков, выручил нас в трудную минуту! Разминирование продолжалось, а я поспешил в другие роты предупредить о минах «SMi-35» и рассказать о способах их уничтожения. Я не переставал удивляться находчивости саперов, их поразительной смекалке, житейской мудрости. Да, умельцев, «изобретателей» в батальоне было предостаточно. И чем сложнее была обстановка, тем быстрее и плодотворнее работала мысль сапера. Когда трудно стало проталкивать доски с зарядами на минное поле по стерне и в густой траве, саперы придумали новый способ. Конец доски с шашками они поставили на колесико — и дело пошло. Гитлеровцы стали применять в противотанковых минах новые взрыватели с элементами неизвлекаемости. При вывинчивании пробки взрыватели срабатывали, и мины взрывались. Теперь и противотанковые мины, извлеченные из грунта, стали взрывоопасными. Тогда лейтенант П. Я. Мохринский разработал и предложил ключ для вывертывания пробок со взрывателем на расстоянии, что обеспечивало их подрыв и безопасность для саперов. «Ключ Мохринского» широко применялся в частях нашей бригады. Все ближе и ближе белорусский город Гомель—крупный узел сопротивления противника. Все отчаяннее оборонялись гитлеровцы, цепляясь за каждую высотку, речушку, рощу. Они сжигали села, уничтожали мосты, взрывали железные дороги. В боях за Гомель нашим войскам предстояло форсировать реку Сож. Имея опыт переправы на Десне, мы заблаговременно собирали бочки, тросы, рыбачьи лодки. Наш «начальник тыла» П. А. Потапов радовал всех своей неисчерпаемой инициативой, как всегда, был неутомим и горазд на выдумку. Я приказал взводу инженерной разведки изучить реку Сож и подступы к ней и вместе с пехотой захватить переправочные средства, а если удастся, то и мост. Прошло два месяца, как был сформирован нештатный взвод инженерной разведки батальона. Мы укомплектовали его опытными и отважными сержантами и солдатами, хорошо знавшими минноподрывную технику. Командиром взвода назначили смелого, решительного, не терявшегося в самых сложных боевых условиях лейтенанта Павла Калистратова. Взвод саперов лейтенанта Ф. И. Решетникова я упомянул не случайно. О нем стоит рассказать поподробнее. Обеспечивая стрелковый полк в боях за город Добруш, что в тридцати километрах восточнее Гомеля на реке Ипуть, взвод получил задачу построить мост. К этому времени противник, не выдержав уличных боев и понеся большие потери, отступил за реку Ипуть, не успев уничтожить построенный им мост. Гитлеровцы решили все-таки взорвать его. С этой целью они открыли губительный ружейно-пулеметный огонь, чтобы не допустить нашу пехоту к мосту, а сами поспешно укладывали на его середину ящики со взрывчаткой. Взвод Решетникова залег вместе со стрелками вблизи моста у реки. Пристально наблюдая за мостом, Решетников заметил, как возле двух убитых фашистов появился третий — живой! Он полз в сторону ящиков. За ним еще один! Темно-зеленые фигурки фашистских солдат, еле заметные на сером-фоне моста, быстро продвигались к ящикам. Наши пулеметчики заметили ползущих и плеснули по ним огнем... Кажется, попали: гитлеровцы не двигались. Вдруг они вскочили и снова устремились вперед. В этот раз не только пулеметчики, но и стрелки, саперы открыли по мосту огонь. Наконец один из врагов упал, широко раскинув руки. Второй же успел проскочить опасную зону и укрыться за штабелем ящиков. Сержант Василий Кобеев решил добежать к ящикам и выдернуть зажигательную трубку, добежать к ящикам и выдернуть зажигательную трубку! Вслед за ним поспешил Левенец, на ходу вставляя диск автомата. В ту же минуту пулеметный и минометный огонь обрушился на оборону немцев. Кобеев и Левенец, делая короткие перебежки, приближались к цели. Вот Кобеев достиг ящиков со взрывчаткой, залег перед ними, потом ящерицей прополз вокруг и скрылся из виду. Левенец замер с автоматом, готовый в любой миг оказать помощь сержанту. Прошли секунды, долгие, как вечность...
Прошло триста напряженных секунд борьбы между жизнью и смертью. И победила жизнь! Пехота с криком «у-р-р-а» устремилась на мост, одним броском преодолела его и атаковала врага на противоположном берегу. Первым поздравил отважных саперов лейтенант Решетников. Он крепко обнял и расцеловал их. За ним и весь взвод с радостными возгласами приветствовал смельчаков. Кобеев степенно и неторопливо рассказывал товарищам: Когда мы с Левенцом подползли к мосту, условились перебегать к зарядам по очереди. Я на глазок прикинул — надо сделать три перебежки, метров по десять каждая. Как только наша пехота открыла огонь, я первый вскочил и побежал. Уже достиг было места, где должен упасть,, а ноги сами понесли дальше. Слышу: сзади бухает сапогами Левенец. «Порядок»,— думаю. Снова рывок— и я у ящиков. Сердце колотится так громко, аж в голове стучит. А вдруг опоздаю? Вдруг сейчас рванет... Тогда поминай как звали. Не дожидаясь Николая, пополз я к ящикам. Смотрю, немец, согнувшись в три погибели, убегает от ящиков. Я быстро за автомат, чтобы пустить в него очередь, да вдруг спохватился: «А где зажигательная трубка?» И вижу: по настилу, приближаясь к ящикам, извивается и шипит, точно змея, огнепроводный шнур! Обожгла мысль схватить шнур и дернуть! А вдруг, думаю, детонатор от рывка сработает? Скорей перерезать! Вытаскиваю нож, согнул шнур и резанул. Может, не поверите — сантиметров пятнадцать осталось до капсюля. Бой громыхал уже далеко за мостом. А по нему двигались пушки, минометы, кухни. Наступление продолжалось. За мужество и отвагу, проявленные в этом бою, за спасение моста сержант Василий Кобеев был награжден орденом Отечественной войны II степени, а ефрейтор Николай Левенец — медалью «За отвагу». Этот случай мне хотелось здесь привести как один из примеров солдатской самоотверженности. Да, на войне было много людей, которые бесстрашно переступали роковую черту между жизнью и смертью и для которых подвиг стал нормой поведения.
Вскоре войска 48-й армии вышли к реке Сож в районе Гомеля, однако попытка с ходу овладеть им успеха не имела. Противник превратил город в крупный узел обороны. В междуречье Сожа и Днепра сосредоточились его значительные силы. Однако севернее и южнее Гомеля войскам 48-й армии все же удалось форсировать Сож и овладеть небольшими плацдармами. В этом была доля труда и нашего батальона. Не подвел нас взвод инженерной разведки. Действуя совместно с общевойсковой разведкой, южнее Гомеля разведчики Калистратова захватили на реке Сож целехонький вражеский паром и до десятка рыбачьих лодок. Это и обеспечило переправу передовых подразделений. Вместе с пехотой к реке подошли 1-я и 2-я саперные роты. Они подвезли лодки, бочки, щиты, канаты, тросы. Работа закипела. Трудились всю ночь. К утру на фронте примерно в два километра уже действовало четыре парома, несколько плотов и около двух десятков лодок. Обеспокоенные переправой наших войск, фашисты обрушили на плацдарм шквальный артиллерийский огонь. С рассветом авиация противника непрерывно бомбила переправы. Первый же вражеский налет вывел из строя, один паром. Пробитые осколками бочки быстро наполнялись водой... Не успев дотянуть до противоположного берега, паром медленно скрылся под водой вместе с пушкой. А саперы и артиллерийский расчет, находившиеся на нем, вплавь достигли берега. Наш батальон также понес урон. Тяжело был ранен командир 2-й роты Кусман. Его отправили в госпиталь. В связи с большими потерями в дневное время командование решило переправлять войска только ночью. Однако саперы и днем трудились на реке: ремонтировали плоты и паромы, восстанавливали разбитые причалы, заделывали пробоины в лодках. Ночью тоже не было покоя. Воздушные стервятники, развесив в небе осветительные ракеты («фонари»), летали над переправой и сбрасывали смертоносный груз. Грохотали бомбы, взметая столбы воды. Надо перехитрить врага. Давайте оборудуем дополнительно по две пары пристаней для каждого парома на расстоянии примерно двести-триста метров одна от другой. Не забыть бы только о службе регулирования подходящих к переправам частей. Установка дополнительных пристаней ускорила переправу подразделений, увеличила сохранность паромов и, что особенно важно, сократила потери в людях.
20 октября 1943 года наш Центральный фронт был переименован в Белорусский. Командующим войсками фронта по-прежнему был К. К. Рокоссовский. Как-то под вечер к нам приехал начальник инженерных войск армии полковник Дугарев. Он обошел все переправы, побеседовал с саперами, указал на некоторые недостатки, но в общем остался доволен. Нам дали новую задачу: изготовить и погрузить на паромы макеты пушек, танков, кухонь, имитировать погрузку и выгрузку техники. Послать на имитацию ложных переправ небольшую группу солдат. Вот и новая задача... Правда, изготовление макетов — дело для нас не новое. Этим мы занимались, перед Курской битвой. Да и паромы собрать не так уж трудно. А вот как переправу сделать действующей? Это уже посложней. Для перетаскивания паромов от одного берега к другому и демонстрации погрузки и выгрузки техники нужны люди. И сделать это надо так, чтобы гитлеровцы поверили. Неизбежны и бомбежки, а значит — и потери в личном составе. Как всегда при получении новой задачи, я собрал командиров подразделений. Одним это дело казалось пустяковым, другим, наоборот, трудным. Через день на рассвете паромы, загруженные макетами; стояли у пристаней на исходном берегу. Возле паромов суетились солдаты, имитируя погрузку техники, ее крепление, маскировку. Муравьев так искусно изготовил макеты, что, погруженные на паромы и замаскированные ветками, они не вызывали сомнения в правдоподобности. Не уступали им и макеты, установленные в окопах на берегу. К тому же возле окопов дымился костер, виднелись следы гусениц... Время шло, а над нами — ни одного вражеского самолета. По-прежнему они бомбили действующие переправы. Мы уже начали было нарекать на бесполезность этой затеи, как вдруг услышали голос наблюдателя: «Рам?!» Появление немецкого разведчика впервые было встречено нами с радостью. Вот только примет ли. он нашу переправу за настоящую? Расчеты саперов из укрытий на противоположном берегу начали наматывать трос на ворот, и «паромы» медленно удалились от берега. «Рама» сделала один, потом второй круг над переправой и скрылась... «Паромы» достигли противоположного берега, но разгрузка не входила в наши планы, и их вернули к исходному берегу. И вовремя! В воздухе появилось несколько немецких бомбардировщиков. Не успели «паромы» достичь середины реки, как самолеты вошли в пике и сбросили бомбы. Громадные столбы воды и песка взметнулись вверх. Паромы подпрыгнули на высоких волнах, накренились градусов на тридцать, но устояли. Если бы на них были настоящие танки, наверняка они бы перевернулись! Но все обошлось благополучно, и, главное, не было ни одного раненого среди саперов! После бомбежки паромы были укрыты и замаскированы в прибрежном кустарнике. Решено было все повторить с наступлением темноты, чтобы отвлечь внимание стервятников от основных переправ. Вскоре вновь прилетела «рама», покружилась и, убедившись, что бомбардировщики сделали свое дело, улетела. А вечером и ночью события дня повторились. Фашистские самолеты несколько раз яростно бомбили переправу, сбрасывая в реку тонны смертоносного металла. Но паромы продолжали курсировать от берега к берегу. В то же время наши настоящие переправы, соблюдая строгий режим маскировки, маневрируя пристанями — причалами, успешно переправляли войска и технику. За минувшую ночь по нашим переправам не было ни одного налета вражеской авиации. Мы успели перевезти много войск. Правда, артиллерия противника еще иногда бросает снаряды. В боевом донесении штаб инженерных войск армии сделал такой вывод: «При форсировании р. Сож успешно применялись ложные переправы с имитацией движения на них, макетов танков и других видов боевой техники. Противник, принимая ложные переправы за действующие, проводил огневой налет артиллерией и самолетами». Вскоре к реке прибыла понтонная часть. И вот уже заработали пятидесятитонные паромы Н2П. Началась переправа танков. Ну а наши саперы продолжали имитировать переправу на ложных паромах. Войска 48-й армии постепенно расширяли плацдарм, сковывали гомельскую группировку противника и продвигались к Днепру. В середине октября 65-я армия — наш сосед слева — успешно форсировала Днепр в районе Лоева, овладела этим сильным опорным пунктом противника и стремительно продвинулась вперед на глубину до тридцати километров.
В конце октября наш батальон получил задачу: выйти к Днепру севернее Лоева и построить мост под грузы до 40 тонн. Командир бригады полковник Астапов предупредил: Возможно, что наша 48-я использует плацдарм 65-й армии для переправы своих войск на правый берег Днепра и последующего наступления вдоль реки на север. Имейте в виду, что фронт в междуречье не стабилен. Возможны любые неожиданности. Примите все меры для охранения батальона на марше. Свяжитесь с войсками, вышлите вперед свою разведку. Новая боевая задача не обескуражила нас. К тому времени батальон уже накопил достаточной опыт в строительстве мостов при форсировании Десны, Снови, Сожа и их многочисленных притоков. Однако мы понимали, что Днепр — река более широкая и полноводная, и готовились к выполнению задания комбрига основательно. Требовалось срочно провести инженерную разведку Днепра, выбрать удобное место для строительства моста, найти подходы к нему, выявить наличие строительных материалов в заданном районе. Было ясно, что справиться с этим одному взводу инженерной разведки не под силу. Необходимо было организовать командирскую разведку. С этой целью я направил в район Днепра своего заместителя капитана Тюленева и командира роты Муравьева. Попа подразделения батальона готовились к маршу, мы с начальником штаба Петровым и командирами рот изучили типовой проект деревянного низководного моста, присланный нам из бригады, наметили примерную организацию работ, места заготовки лесоматериала, подсчитали свои людские и материальные возможности...